"Лев Николаевич Толстой. Полное собрание сочинений, том 50" - читать интересную книгу автора

Пошел ходить, хотел исполнить долг и опять помешало. Встретил
Стороженко и он стал ходить со мной, рассказывал о своей лекции,
предполагаемой, о пессимизме и о том, религия утешает ли? Я сказал ему, что
если бы он определил, что религия и что пессимизм, то он не думал бы об
этом. Всё праздная болтовня. Я разгорячился и доказывал ему, что он фарисей
и дармоед. Ему ни по чем. С бухдобарах заговорил о Лопатине Герм[ане]
революционере и рассказал о нем. Я, мол, вот что. Грустно б[ыло] вчера,
хотелось умереть, чтоб уйти от нелепости, к[оторую] настолько перерос.
Разумеется, вся вина в том, что не работаю, да боюсь. Начать излагать, когда
не требует этого Бог - дурно и не сказать что знаешь - дурно. Помоги мне
Боже, Отец. Люблю обращаться к Богу. Если бы не было Бога, то хорошо уже это
обращение в безличную пустоту. В таком обращении нет всех тех слабостей
тщеславия, человекоугодничества: расчетов, от к[оторых] почти невозможно
отделаться, обращаясь к людям. Так помоги мне, Отец!-
26 Н. Утро до 12 уж прошло, только думаю. - Читал Century. Отметил
что выписать. Если бы делать выписки, составились бы те книги, к[оторые]
нужны. Был Покровский, привез свою статью. Очень уж дурно написано и опять
тот же общий недостаток всех научных знаний, обращенных к массам: или ничего
не говорить (вода - мокрая) или не может говорить, п[отому] ч[то] на разных
языках говорим, разной жизнью живем. Пошел к Сытину. Встретил девочку.
Исполнение долга. Ужасно было тяжело. Вечер дремал, читал. Письмо
Бронев[ского]. Он раздражен за то, что, бедный, считает себя виноватым.
Написал ему. Потом пришел Разумков. Хороший, кажется, ясный и твердый
человек. Потом Рахм[анов] и Дунаев.
Вышел к столу. Нагор[нов], Герасимов и Лева вывели меня из себя. Я
имел несчастье сказать, что, если не идти в солдаты по вере, прямо
высказывая это, то нечестно уклоняться, заставляя этим служить других. Все
трое в один голос доказывали, что всё равно. Да с каким азартом! Совестно
стало. Читал остальной вечер Лескова "На краю света".
27 Н. Мало спал. Желчь поднялась, надо ее успокоить духовным
орудием. Илья приехал, я поговорил с ним. Тезисы Грота. Зачем это? - Читал.
Пришел Джунковск[ий], пошел с ним и Машей к Сытину. Заперто. Он не может
устроить свою жизнь.
Всё это от желания жить не по своей совести; от желания делать
перед людьми, а не перед Богом. Письмо от Черткова, о том же, о деньгах: о
том, как быть с ними. У одного их нет, у другого лишние. Джунк[овский] хочет
служить и копить, чтобы купить землю, дом и кормиться с земли. Какой
очевидный самообман. (Он не ужился на земле с Хилковым.) Ведь нужны ему не
деньги и земля и дом, а ему нужно самому быть земледельцем и по любви и по
привычкам. Если он в себе устроит земледельца, то он попадет на землю, а
если нет, то никакие приспособления не сделают его им. Задача всех нас одна:
(1) из своего положения богатства, больших требований и отсутствия полезного
труда для людей, выучиться жить с меньшими требованиями и не желать больших
и выучиться делу наверно полезному людям. И к этому надо спускаться
понемногу, т. е. по мере достижения того и другого. Вечер говорил с
Дж[унковским] и больше ничего.

(1) Зачеркнуто: выучиться как можно меньше требовать себе труда от людей, т.
е. денег.