"Алексей Толстой. Похождения Невзорова, или Ибикус" - читать интересную книгу автора

невероятного. Он понюхал еще волшебного порошку.
- Мы, графы Невзоровы, - начал он металлическим (как ему показалось),
удивительной красоты голосом, - мы, графы Невзоровы, видите ли, в близком
родстве с царствующей династией. Мы всегда держались в тени. Но теперь в
моем лице намерены претендовать на престол. Ничего нет невозможного.
Небольшая воинская часть, преданная до последней капли крови, - и
переворот готов. Отчетливо вижу: в тронной зале собираются чины и
духовенство, меня, конечно, под руки - на трон... Я с трона: "Вот что,
генералы, дворяне, купечество, мещанишки и прочая черная косточка, у меня
- чтобы никаких революций!.. Бунтовать не дозволяется, поняли, сукины
дети?" И пошел, и пошел. Все навзрыд: "Виноваты, больше не допустим". Из
залы я, тем же порядком, направляюсь под руки в свою роскошную гостиную.
Там графини, княгини, вот по сих пор голые. Каждой - только мигни, сейчас
платье долой. Окруженный дамами, сажусь пить чай с ромом. Подают торт,
ставят на стол...
Семен Иванович уже давно глядел на столик перед диваном. Сердце
чудовищно билось. На столике стояла человеческая голова. Глаза расширены.
На проборе, набекрень - корона. Борода, усы... "Чья это голова, такая
знакомая?.. Да это же моя голова!"
У него по плечам пробежала лихорадка. Уж не Ибикус ли, проклятый,
прикинулся его головой?.. Граф захватил еще понюшку. Мысли вспорхнули,
стали покидать голову. Рядом в кресле беззвучно смеялась Алла Григорьевна.


Несколько недель (точно он не запомнил сколько) граф Невзоров
провозился с Аллой Григорьевной. Вместе обедали, выпивали, посещали
театры, по ночам нанюхивались до одури. Деньги быстро таяли, несмотря на
мелочную расчетливость Семена Ивановича. Приходилось дарить любовнице то
блузку, то мех, то колечко, а то просто небольшую сумму денег.
В голове стоял сплошной дурман. Ночью граф Невзоров возносился,
говорил, говорил, открывались непомерные перспективы. Наутро Семен
Иванович только сморкался, вялый, как червь. "Бросить это надо, погибну",
- бормотал он, не в силах вылезти из постели. А кончался день, - неизменно
тянуло его к злодейке.


На одном и том же углу, в продолжение нескольких дней, Семен Иванович
встречал молчаливого и неподвижного гражданина. По виду это был еврей, с
ярко-рыжей, жесткой, греческой бородой. Он обычно стоял, запрокинув лицо,
покрытое крупными веснушками. Глаза - заплаканные, полузакрытые. Рот -
резко изогнутый, соприкасающийся посредине, раскрытый в углах. Все лицо
напоминало трагическую маску.
- Опять он стоит, тьфу, - бормотал Невзоров и из суеверия стал
переходить на другой тротуар. А человек-маска будто все глядел на галок,
растрепанными стаями крутившихся над Москвой.
Наступили холода. По обледенелой мостовой мело бумажки, пыль, порошу.
Шумели на стенах, на воротах мерзлые афиши. Надо было кончать с Москвой,
уезжать на юг. Но у Невзорова не хватало сил вырваться из холодноватых,
сладких рук Аллы Григорьевны. Он рассказал ей про человека-маску.
Неожиданно она ответила: