"Лев Николаевич Толстой. Николай Палкин" - читать интересную книгу автора

людских прошедшего воображаемыми пользами для различных фикций, мы поймем
то, что делалось прежде, поймем и то, что делается теперь.
Если нам ясно, что нелепо и жестоко рубить головы на плахе и узнавать
истину от людей посредством выворачивания их костей, то так же ясно станет и
то, что так же, если не еще более, нелепо и жестоко вешать людей или сажать
в одиночное заключение, равное или худшее смерти, и узнавать истину через
наемных адвокатов и прокуроров. Если нам ясно станет, что нелепо и жестоко
убивать заблудшего человека, то так же ясно станет и то, что еще нелепее
сажать такого человека в острог, чтоб совсем развратить его; если ясно
станет, что нелепо и жестоко ловить мужиков в солдаты и клеймить, как
скотину, то так же нелепо и жестоко забирать всякого 21-летнего человека в
солдаты. Если ясно станет, как нелепа и жестока опричнина, то еще яснее
будет нелепость и жестокость гвардий и охраны.
Если мы только перестанем закрывать глаза на прошедшее и говорить: зачем
поминать старое, нам ясно станет, в чем наши точно такие же ужасы, только в
новых формах. Мы говорим: все это прошло. Прошло, теперь уж нет пыток,
блудниц Екатерин с их самовластными любовниками, нет рабства, нет забивания
насмерть палками и др. Но ведь только так кажется.
Триста тысяч человек в острогах и арестантских ротах сидят, запертые в
тесные, вонючие помещения, и умирают медленной телесной и нравственной
смертью. Жены и дети их брошены без пропитания, а этих людей держат в
вертепе разврата - острогах и арестантских ротах, и только смотрители,
полновластные хозяева этих рабов, суть те люди, которым на что-нибудь нужно
это жестокое бессмысленное заключение. Десятки тысяч людей с вредными идеями
в ссылках разносят эти идеи в дальние углы России и сходят с ума и вешаются.
Тысячи сидят по крепостям или убиваются тайно начальниками тюрем, или
сводятся с ума одиночными заключениями. Миллионы народа гибнут физически и
нравственно в рабстве у фабрикантов. Сотни тысяч людей каждую осень
отбираются от семей, от молодых жен, приучаются к убийству и систематически
развращаются. Царь русский не может выехать никуда без того, чтобы вокруг
него не была цепь явная сотен тысяч солдат, на 50 шагов друг от друга
расставленная по дороге, и тайная цепь, следящая за ним повсюду. Король
сбирает подати и строит башни, и на башне делает пруд, и в пруду,
выкрашенном синей краской, и смашинами, представляющими бурю, катается на
лодке. А народ мрет на фабриках: и в Ирландии, и во Франции, и в Бельгии.
Не нужно иметь особой проницательности, чтобы видеть, что в наше время все
то же что наше время полно теми же ужасами, теми же пытками, которые для
следующих поколений будут так же удивительны по своей жестокости и
нелепости.
Болезнь все та же, и болезнь не столько тех, которые пользуются этими
ужасами, сколько тех, которые приводят их в исполнение. Пускай бы Петры,
Екатерины, Палкины, Баварские короли пользовались в 100, в 1000 раз более.
Пускай бы устраивали башни, театры, балы, обирали бы народ. Пускай Палкин
засекал бы народ, пускай теперешние злодеи вешали бы сотнями тайком в
крепостях, только бы они это делали сами, только бы они не развращали народ,
не обманывали его, заставляя его участвовать в этом, как старого солдата.
Ужасная болезнь эта, болезнь обмана о том, что для человека может быть
какой-нибудь закон выше закона любви и жалости к ближним и что потому он
никогда не может ни по чьему требованию делать очевидное несомненное зло
своим братьям, убивая, засекая, вешая их, сажая в тюрьмы, забирая их в