"Дилан Томас. Портрет художника в щенячестве " - читать интересную книгу автора

- На базаре он, - сказала Энни.
Гуилим соорудил из своего носа поросячий пятачок. Мы-то знали, где
дядя. В пивной сидит, на плечах телка, из карманов - по поросенку и на губах
бычья кровь.
- А эта миссис Уильямс - она очень богатая? - спросил Гуилим.
Я сказал, что у нее три автомобиля и два дома, и я прилгнул.
- Она самая большая богачка во всем Уэльсе, она раньше мэршей была, -
сказал я. - Мы в зале будем пить чай?
Энни кивнула.
- И у нас большая банка персиков, - сказала она.
- Эта старая банка с Рождества в буфете стоит, - сказал Гуилим. -
Мамаша ее все для такого случая приберегала.
- Такие вкусные персики, - сказала Энни. И пошла наверх наряжаться.
Зала пахла нафталином, мехом, и сыростью, и затхлостью, и гнилыми
цветами. Два стеклянных ящика на деревянных козлах тянулись вдоль окон.
Заросший огород приходилось разглядывать в просветах между ног у лисьего
чучела, над головой куропатки, из-за испятнанной красной краской грудки
вальдшнепа. Еще ящик - с фарфором и оловом, побрякушками, брошками и
фестончиками - приткнулся к кривоногому столику; на лоскутной скатерти -
лампа, Библия с застежками, большая ваза, в которую влезла, очевидно
собираясь купаться, женщина, закутанная до бровей, и фотография в рамке:
дядя Джим, Энни и Гуилим улыбались горшочку с папоротником. На каминной
полке было двое часов, несколько собак, медные подсвечники, пастушка,
мужчина в килте и подцвеченный снимок Энни - высокая прическа, груди наружу.
Были тут стулья - вокруг стола и по всем углам, прямые, гнутые, крашеные,
мягкие, и у каждого на спинке кружевная салфеточка. Фисгармония пряталась
под белой латапой простыней. Камин завален - медные щипцы, совки, кочерги.
Залу редко пускали в ход. Энни чистила и блистила ее раз в неделю, но все
равно ковер выпускал серое пыльное облако, едва на него ступишь, и пыль
слоем лежала на стульях, и клубья ваты, грязное черное нутро, длинный черный
конский волос перли из расщелин дивана. Я подул на стекла, чтоб посмотреть
фотографии. Гуилим, коровы и замки в горах.
- Давай переодевайся, - сказал Гуилим.
Я хотел ходить в моем старом костюме, как положено человеку в деревне,
и чтобы были в навозе и при каждом шаге чавкали мои сапоги, и смотреть, как
телятся коровы, как их покрывает бык, и сбежать в балку, промочить ноги,
орать: "Эй ты, блин горелый!" - и распугивать кур, и разговаривать
соответственным голосом. Но я пошел наверх и надел тот костюмчик в
полосочку.
Из своей комнаты я услышал, как во двор въехал автомобиль. Джек Уильямс
со своей матерью.
Гуилим снизу кричал:
- Они! В "даймлере"!
Я бросился вниз их встречать, лохматый, с незавязанным галстуком.
Энни в дверях говорила:
- Добрый вечер, добрый вечер, миссис Уильямс. Заходите, заходите,
пожалуйста. Какая сегодня погода чудесная! Вы хорошо ведь доехали? Сюда,
миссис Уильямс, сюда, осторожно, ступенька.
На Энни было черное блестящее платье, от него пахло нафталином, как от
чехлов в зале; переобуться она забыла, и тапочки у нее были все в дырках и