"Дилан Томас. Дерево" - читать интересную книгу автора

Дилан Томас

Дерево

(пер. Марина Коренева)

Над домом, из которого виднелись вдалеке холмы Джарвиса, поднималась
башня, где дневные птицы могли вить себе гнезда, а совы - летать вокруг по
ночам. Если смотреть из деревни, свет в окошке на башне горел, как
светлячок, но в комнате под воробьиными гнездами редко зажигали свет;
некрашеный потолок был сплошь затянут паутиной; отсюда можно было видеть
холмистую местность на двадцать миль вокруг; пыль по углам хранила тайну
следов когтей.
Ребенок знал дом от крыши до погреба; знал лужайку неправильной формы и
хижину садовника, где буйно разросшиеся цветы рвались из своих горшков; но
ему не удавалось найти ключа от двери в башню.
Дом менялся от его настроения, и, по его желанию, лужайка становилась
морем или небом - чем угодно. Когда лужайка была унылым водоемом в милю
длиной и он плыл по волнам под парусом на сорванном цветке, садовник тоже,
бывало, выходил из своей хижины. Он тоже ломал себе прутик и пускался под
парусом. Оседлав садовую метлу, он летел, куда бы ни пожелал ребенок. Он
знал все истории от сотворения мира.
- Вначале, - говорил он, - было дерево.
- Какое дерево?
- Дерево, на каком свистит черный дрозд.
- Коршун, коршун! - кричал ребенок.
Подняв, бывало, глаза, садовник смотрел на дерево и видел на суку
громадного коршуна или парящего на воздушном потоке орла.
Садовник любил Библию. Когда солнце опускалось и сад заполнялся людьми,
он садился, бывало, со свечой у себя в хижине и читал о первой любви,
наслаждался легендами о яблоках и змеях. Но больше всего он любил историю о
смерти Христа на древе. Деревья образовали вокруг него ограду, и о смене
времен года он судил по оттенкам коры и по ходу сока в покрытых землей
корнях. Его мир двигался и менялся вместе с током весны по веткам, убиравшей
их наготу; его Бог рос, как дерево, из похожей по форме на яблоко земли,
даруя цветение детям своим и позволяя срывать своих детей с их мест зимним
ветрам: зима и смерть прилетали на одном ветре. Он сидел, бывало, у себя в
хижине и читал о распятии, вглядываясь в зимние ночи поверх уставленного
горшками подоконника. В такие ночи, думал он, бывало, любовь гаснет и многие
из ее детей исчезают.
Своей игрой ребенок преображал взлохмаченные ветрами лужайки. Садовник
называл его по имени матери, и сажал к себе на колени, и говорил с ним о
чудесах Иерусалима и рождении в яслях.
- Сначала была одна деревня, Вифлеем, - шептал он на ухо ребенку перед
тем, как из сгущавшейся тьмы раздавался звонок, приглашавший к чаю.
- Где Вифлеем?
- Далеко, - говорил садовник, - на востоке. На востоке поднимались
холмы Джарвис, укрывавшие солнце, с деревьями, вытягивавшими из трав луну.
Ребенок лежал в постели. Он глядел на лошадку-качалку - ему хотелось,
чтобы у нее выросли крылья, чтобы, сев верхом, он мог помчать в арабское