"Джефри Триз. Фиалковый венец." - читать интересную книгу автора

я".
Смешливый Теон расхохотался, и Алексид, польщенный этим продолжал:
- "Где сяду я? К лицу ль сидеть мне сзади?"
После четвертой строки, в которой Гиппию указывалось, что
благовоспитанной девушке вообще не положено смотреть комедии, Теон совсем
задохнулся от смеха. И тут Алексид, внезапно спохватившись, заметил, что
слушает его не только брат.
В нескольких шагах от него стоял Гиппий. Его бледное лицо исказилось
яростью. Судя по всему, он вообще не был склонен легко прощать обиды, и
особенно - такие язвительные насмешки. Алексид понял, что нажил
смертельного врага. А какого опасного - это ему еще предстояло узнать.



3. ТАИНСТВЕННАЯ ФЛЕЙТА

Кончились три дня Великих Дионисий, и потянулись будни, особенно
скучные по сравнению с последним вечером праздника, когда были объявлены
победители состязаний и весь горд ликовал и веселился.
На другой день Теон, как обычно, отправился в школу, а Алексида отец
повел к Милону, софисту, у которого Алексиду предстояло брать уроки
ораторскоого искусства. Однако почтенного мужа мучила сильная головная
боль ("Не в меру праздновал вчера", - пробормотал Алексид), и он через
привратника просил извинить его: сегодня он отдыхает. Занятия возобновятся
завтра.
Алексид ничуть не был огорчен.
Относительно его занятий у Милона, да и не только относительно них,
они с Леоном придерживались разных мнений. Он уже давно сказал:
- Но, отец, я ведь не собираюсь выступать с речами.
- Как ты можешь утверждать это заранее? - вполне справедливо возразил
Леонт. - Ты же еще мальчик. Но со временем тебе придется занять свое место
в Народном собрании. Не говоря уж о судебных процессах. Ты, может быть, и
не станешь обращаться в суд, но это не помешает кому-нибудь другому подать
на тебя жалобу - Афины полны завистливых сутяг, - и тебе придется
произносить речь в свою защиту. Никто за тебя этого не сделает. А когда
тебя слушают пятьст присяжных, ты только погубишь дело, если будешь
бормотать что-то невнятное себе в бороду.
Алексид решил, что эта опасность ему пока не угрожает: первый пушок
только еще чуть-чуть пробивался на его верхней губе. Однако такой довод
вряд ли мог переубедить отца. Но Алексид сумел выискать единственное
слабое место в рассуждениях Леонта:
- Ведь ты сам никогда не выступаешь в Народном собрании.
- Да, я не...
- Почему же ты хочешь, чтобы выступал я?
И тут Леонт сказал удивительную вещь. Удивительную потому, что он
никогда не хвалил своих сыновей, особенно Алексида:
- Потому что, мальчик, ты можешь поддержать честь нашей семьи своим
умом.
- Я? Но ведь...
- Не спорь. Ты никогда не станешь атлетом, как твой брат Филипп, не