"Иван Моисеевич Третьяк. Храбрые сердца однополчан " - читать интересную книгу автора

разведчиков.
В блиндаже было еще пятеро, все они спали, уверенные в бдительности
своей охраны, той самой, которую мы уже сняли. Поукрывались одеялами и
шинелями - не разобрать, кто из них постарше чином, поценнее для нас.
По моему знаку солдат, владеющий немецким, поднимает их требовательной,
начальственной фразой. И вслед за тем:
- Хенде хох!
Гитлеровцы вскочили, схватились за оружие.
Распознав среди них унтер-офицера, двое разведчиков скрутили ему руки,
зажали рот. Остальных хлопцы мои мгновенно и бесшумно уничтожили.
Назад опять шли уверенно, как по своей траншее. Только вот пленный
мешал: идти не хотел, упирался, как бычок, пришлось связать его и нести.
Проникая в тыл противника, мы захватили катушку, тянули за собой тонкую
ниточку телефонной связи. Я коротко доложил, что "язык" у нас в руках и мы
уходим. Возвращаться по той же ниточке не следовало. Многие приемы разведки
противнику тоже хорошо известны. Как только поднимется шум, немцы обнаружат
телефонный провод (если уже не нащупали его) и бросятся по нему вдогонку.
Опять-таки размышляя за противника, я успел передать своим по телефону, что
мы будем прорываться несколько левее, через болото. Меня поняли, и связь
оборвалась.
Прошло несколько минут, и на том месте, где мы только что брали
пленника в блиндаже, вскинулись огненно-кровавые фонтаны взрывов. Наши
артиллеристы били по окопам и ходам сообщения, расположенным в глубине
вражеской обороны, зная, что нас там уже нет.
Со своей стороны, и немцы приняли все меры, чтобы перехватить нас, -
следы разведки ими, несомненно, были обнаружены. Они открыли огонь по
ничейной полосе, высвечивали ракетами местность, где лежал наш телефонный
проводок. Все это делалось в стороне. Но и на нашем пути отхода встретились
некоторые преграды. Были короткие стычки с мелкими группами, а невдалеке от
болота мы напоролись в темноте на пулеметное гнездо, пока его уничтожили,
прошло немало столь драгоценного для нас времени.
В схватке с гитлеровцами был тяжело ранен старший сержант К.Иванов. Его
понесли на руках.
Идти через болото ночью, да еще с раненым и с пленником на плечах,
очень тяжело. Выбившись из сил, остановились на минуту передохнуть.
Иванов сквозь стон сказал несколько слов, и нам, не раз слыхавшим
подобное, стало ясно, что наш товарищ доживает последние минуты.
Умирал Иванов с чувством исполненного долга и был спокоен. Его мучило,
жгло от большой сквозной раны в грудь, а он все спрашивал:
- Ну как, ребята, "язык"-то наш вроде неплохой, а?..
Мы шли к своим. Встретил нас в окопах переднего края все тот же капитан
Лазарев, и трудно сказать, кто из нас больше обрадовался боевому успеху.
Сделав свое дело, мы вскоре забыли о пленном гитлеровском
унтер-офицере, отправленном в вышестоящий штаб. Но некоторое время спустя до
нас дошли слухи о том, что "язык" очень интересно и весьма многословно
заговорил, сообщив нашему командованию важные сведения.
Подтверждением тому явился орден Красной Звезды, которым меня
наградили, - первый орден, полученный на фронте.
Окопные разговоры о возможном прибытии на наш участок фронта
иностранцев скоро оправдались.