"Уильям Тревор. Две жены настройщика пианино" - читать интересную книгу автора

машина, и это означало, что она могла довезти теперь его в любое место,
где обнаруживалось неухоженное пианино. Они стали ездить до сорока миль в
каждую сторону. Она навела порядок в счетах и стала включать туда расходы
на бензин, износ машины и колес. В специальном календаре отмечала даты
очередных визитов. Их доход заметно вырос, но не только из-за пианино - ей
пришло в голову также и то, что, играя на скрипке, он может заработать
больше, чем выходило до сих пор: сельские вечера в пивнушках, летние танцы
на открытых площадках - обычай, который в 1951 году был еще жив. Оуэн
Дромгольд обожал свою скрипку, и все равно бы играл, за деньги или без.
Деньгами занялась Виолет.
Таким образом, их брак вполне устоялся, и когда Виолет достался в
наследство отцовский дом, она перевезла мужа туда. Раньше это была ферма,
но постепенно из-за пагубного пристрастия к выпивке, подкосившего
несколько поколений предков Виолет, но не затронувшего ее саму, земля ушла
к другим владельцам.
"Расскажи, что там," - часто спрашивал ее муж, и Виолет рассказывала
ему о доме, спрятанном у изгиба дороги на краю гор - синевато-дымных,
когда на них по-особому падал свет. Она описывала ему каждый уголок,
деревянные ставни на окнах: когда сильный восточный ветер устраивал в доме
сквозняк, а в комнате, названной однажды гостиной, задувал в камине огонь,
он слышал, как она закрывает их на щеколду. Она описывала узор на ковровой
дорожке, покрывавшей единственный лестничный пролет, и бело-голубые
фарфоровые набалдашники на кухонном буфете, передняя дверца которого
никогда не открывалась. Он любил слушать. Мать так и не смогла примириться
с его слепотой, и ей никогда не хватало терпения. Отца, конюха в
Барнагормского имении, который разбился насмерть, упав с лошади, он не
помнил. "Тощий, как борзая собака," - охарактеризовала Виолет его
фотографию.
Она рисовала в его воображении большой холодный зал Барнагормского
имения. "Мы направляемся к лестнице и обходим вокруг стола, на котором
стоит павлин.
Громадная серебряная птица, а на крылья ей приклеили кусочки цветных
стекол, чтобы показать, какие красивые у нее перья. Зеленые и голубые," -
добавила она, когда он спросил, какого они цвета; и конечно, это
стекляшки, а не камни, потому что ей кто-то когда-то про это говорил, пока
он возился со старым растрескавшимся роялем в гостиной. Ступеньки были все
истерты, он их выучил, пока поднимался в детскую к "Чаппелу". Первая
лестничная плошадка темная, как туннель, говорила Виолет, по бокам стоят
диваны, а сверху несколько рядов неулыбчивых портретов, они в тени и плохо
видны.
"Мы проходим мимо бензоколонки Дусси, - говорила Виолет. - Отец Филли
заливает в бак бензин." Бензоколонка называлась "Ессо", и он знал, как
выглядело это слово, потому что спрашивал, а Виолет отвечала. Вывеска была
двухцветной, а форму букв она описала так, чтобы он мог сравнить их со
знакомыми на ощупь фигурами. Он видел глазами Виолет мрачный фасад дома
МакКирдисов на окраине Охила. Он видел бледное лицо продавца канцтоваров в
Килиате. Он видел закрытые глаза и сложенные на груди руки матери в день
ее похорон. Он видел горы, иногда голубые, а иногда затянутые серым.
"Примула не совсем желтая, - говорила Виолет. - Больше похожа на солому,
или на деревенское масло, с ярким пятнышком посередине." Он кивал головой