"Уильям Тревор. Две жены настройщика пианино" - читать интересную книгу автора

и понимал, о чем идет речь. Сизовато-синие, как дым, говорила она о горах,
а пятнышко в центре цветка скорее оранжевое, чем красное. О дыме он тоже
знал только то, что она говорила, но чувствовал это слово по звуку. Он
понимал, что такое красное, утверждал он, тоже по звуку, а оранжевое,
потому что знал вкус апельсина. Он видел красный цвет вывески "Ессо" и
оранжевое пятнышко на цветке примулы. "Солома" и "деревенское масло"
помогали ему, и когда Виолет называла мистера Уиттена узловатым, этого
было достаточно. Настоятельница определенно была колючей. Анну Грэги он
видел, точно глазами. Томас с лесопилки был будто весь в занозах. Лоб Бэта
Конлона походил на лоб спаниэля Мериков, который он гладил всякий раз,
когда приезжал к ним настраивать "Бродвуд".


В период одиночества настройщик справлялся сам: хозяева пианино навещали
его, возили к себе, помогали в магазинах и по дому. Он чувствовал, что
превращается в обузу для людей и знал, что Виолет этого не одобрила бы. Не
понравилось бы ей и то, как рушится без нее все, ею выстроенное. Она так
гордилась, когда он играл на органе в церкви Св. Кальмана. "Только не
бросай," - прошептала она незадолго до того, как прошептать свои уже
последние слова, и с тех пор он ходил в церковь один. Их роман с Белл
начался в воскресенье, почти через два года после того, как Виолет не
стало.
Тогда, давно, поняв, что отвергнута, Белл так и не смогла побороть
обиду, становившуюся с годами только еще горше; она была уверена, что
гораздо красивее Виолет, и что его слепота стала карой не только для него,
но и для нее тоже. Чем иначе, кроме наказания, можно назвать мрак, в
котором он жил? И чем, если не наказанием, стало то, что из-за этого мрака
оказалась ненужной ее красота? Но ни он, ни она не совершали грехов, за
которые следовало бы карать, и они могли бы стать замечательной парой -
она и Оуэн Дромгольд. Наоборот, достанься ее красота человеку, который о
ней не подозревал, это могло бы стать самой высокой жертвой.

Злая судьба не переставала над нею насмехаться, и только поэтому Белл
так и не вышла замуж. Она работала в мастерской, помогала сначала отцу,
потом брату:
заполняла квитанции на часы, которые им приносили ремонтировать, или
записывала тексты, которые посетители просили выгравировать на спортивных
трофеях. Она раскладывала на прилавке зажигалки, стеклянную посуду и
барометры - популярные свадебные подарки, - или, для особо торжественных
случаев, недорогую бижутерию; самыми хлопотными были для нее
предрождественские недели. Со временем часы стали требовать только смены
батареек, поэтому подарочный отдел лавки заметно расширился. Но годы шли,
а в городе так и не нашлось мужчины, который мог бы сравниться с тем, кого
она когда-то для себя выбрала.
Белл родилась и выросла в том же доме, где располагалась мастерская, и
когда та перешла к брату, она осталась жить, где жила. У брата появились
дети, но места хватало всем, и на ее работу тоже никто не претендовал.
Много времени отнимали куры, которых она разводила на заднем дворе: эту
обязанность возложили на Белл, как только ей исполнилось десять лет, и с
тех пор никто не подумал ее заменить.