"Юрий Трифонов. Опрокинутый дом" - читать интересную книгу автора

в Ялте. Потом встречались как-то у Градовых. Я знал бывшего мужа вашей
жены. Кстати, передайте ей большой привет.
- Я передам, - сказал я. - Все запуталось, вы правы.
Мы просидели в подвале ресторана до десяти вечера. Жена не
возвращалась. Мы слышали стрельбу. Пришел официант и сказал, что на виа
Горициа облава, нашли тайный склад оружия, по-видимому неофашистов,
кого-то арестовали, весь район вдоль Номентаны оцеплен и никого не
пускают. В ресторане кроме нас двоих не было за столами никого. Официанты
и повар сидели перед телевизором и смотрели велосипедную гонку. Я начал
волноваться. Мой гость не спешил. Он съел две порции спагетти по-болонски,
потом мы ели дыню, пили чай и курили. Чем дольше мы сидели, тем больше его
лицо приобретало старое выражение - печального палача. Он спросил:
- Вам не надоело?
- Что?
- Все время писать. Еще надеетесь поразить мир? Думаете, мир крякнет
однажды, прочитав ваш опус? Извините мою злость. Я зол, потому что я
прощаюсь. Ну да, и с Европой тоже. Почему я и говорю: надо идти в Колизей
ночью. Потому что ни вам, ни мне сделать это больше никогда не удастся.
Впрочем, я говорю о себе...
Он закрыл лицо ладонями и так сидел. Я поднялся, вышел на улицу и
постоял немного возле дверей отеля. Два карабинера прохаживались по
тротуару, и электрический свет из окна нашей рецепции освещал их
напряженно застывшие, с деревенским румянцем детские лица. В том месте,
где наша улочка выходила на Номентану, сгустилась кучка людей, с визгом
тормозов остановилась машина. Тротуар был перерыт, кто-то прыгал через
разрытое. Карабинеры повернулись и затрусили туда. Мне показалось, кричит
жена: "Пустите!" Я побежал, увидел, как люди в штатском заталкивали в
машину женщину, она сопротивлялась. Кричала другая женщина из толпы.
Номентана была плохо освещена, я протолкался ближе, чтобы удостовериться,
что жены тут нет. Когда вернулся в ресторан, гость все еще сидел, закрыв
руками лицо.
На другой день мы с женой ехали из Рима в Милан. Поезд остановился в
туннеле. Временами гас свет. Когда он вновь загорался, я делал вид, что
читаю журнал. Тяжелый запах гари стал проникать в вагон. Мы закрыли окна.
Мы были в купе вдвоем. У жены сделалось мятое, серое от страха лицо. Она
шептала:
- Я говорила: сразу начнутся неприятности. Не надо было с ним
встречаться.
Я сказал:
- Самые большие неприятности у него.
Потом я сказал:
- Теперь я все про тебя знаю. Он был знаком с твоим бывшим мужем.
Она смотрела на меня пристально и с недоумением, точно старалась
догадаться, действительно ли я все про нее знаю. Я обнял ее. Далеко на
севере был наш дом, сейчас там стояли морозы, заметало дороги, утром
приходилось вызывать бульдозер, и белым паром сквозь кровлю выходило из
дома тепло.