"Виктор Троегубов. Жизнь в 'Крематории' и вокруг него " - читать интересную книгу автора

свой вклад в аранжировку, внес что-то свое в музыку. Но все равно, прежде
чем сесть на студию, мы решили обкатать вещи - чтобы они устаканились, как
принято говорить. Мы отправились на гастроли в Сибирь. Первым городом был
Улан-Удэ. Нет, далай-ламу нам там не показали... Мы приехали на площадку в
16.00. Аппарата нет. Главного человека, который ВКЛЮЧАЕТ СВЕТ (такой дух
есть во всех ДК) - нет. Ничего нет. В 19.00 начало концерта. Аппарата все
нет. В половине восьмого в зале выломали дверь, выставили ее горячими
лбами - пипл требовал концерта. Наконец в 22.00 аппарат-с изволили прибыть -
его быстро выставили, скоммутировали и... сожгли. Для Улан-Удэ это
достаточно просто (считай, Григорян, что Улан-Удэ у нас везде! - прим. М.
Пушкиной). В живых осталось только двое - портал и маленький комбик. Все
включились в него и начали играть. Какой был звук... Но срыв не состоялся.
После такого испытания лбов и нервов мы сказали ответственному за концерты в
Сибири администратору, чтобы подобного безобразия больше не было. Он
размахивал руками и повторял, как заведенный, одну и ту же фразу: "Рок без
лажи не бывает!". Но после этого случая больше лажи не было. Все пошло на
другом уровне. Следующим городом в нашем турне был Иркутск - он сильно
отличается от других своей архитектурой и уровнем населения. У нас там очень
много друзей, и в моем понимании Иркутск очень похож на Москву или Питер.
Скажем так - этот город является центром "Крематория" в Сибири. Запомнились
мне и три концерта в Красноярске. Последний из трех концертов оказался самым
коротким в истории нашей группы. Перед нашим выходом на сцену в гримерку
вломились какие-то пьяные хмыри и стали требовать с нас деньги.
Администратором программы была милая тридцатилетняя женщина, у которой напор
рэкетиров вызвал слезы. Тут я не выдержал, этакий Робин Гуд с гитарой. Но не
успел я и слова сказать, как один из рэкетиров положил мне руку на плечо,
дыхнул в лицо перегаром и спросил: "Те че надо? Ты че гонишь?". Вместо
героической тирады в защиту слабых женщин я смог выдавить из себя только: "А
ты чего это тут?". Хмырь удивленно посмотрел на меня и внезапно достал из
широких штанин... пистолет. Тут напряжение достигло высшего накала, как
пишут в плохих детективах и наших газетах. Я мысленно представил себя... в
ящике, горюющих родителей и жену, детей-сироток. Могилку певца в тени
раскидистого дуба. Короче, разговор получился односторонний. Но появились
менты, кто-то додумался их вызвать, и рэкетиры ретировались. Однако
женщина-администратор предупредила меня, что бандюги могут осесть в зале и
постреливать. Какого нормального человека может устраивать такая
перспектива? А народ ждал, когда же мы выйдем на сцену. Но грозное
предупреждение сыграло свою роль - мы отыграли все, что положено, все песни
(нота в ноту - нога к ноге), уложившись при этом вместо обычного часа лишь в
тридцать минут. И нас словно ветром сдуло со сцены. На бис мы не вышли и
сидели в гримерке, пока не подкатил автобус. Слух о гадких рэкетирах достиг
ушей наших фэнов и нас провожала решительно настроенная толпа добровольных
телохранителей тел крематорцев (кремотелохранителей). Успокоились мы только
в гостинице. Вернулись в Москву. Через неделю уехали в Туапсе. Вообще-то мне
не очень хотелось туда ехать. Но позвонил некто по фамилии Ушаков и
доверительно сообщил, что кого-то на их широтах надо выручать. Деньги за
помощь полагались не ахти какие, но мы, естественно, вникли в ситуацию и
согласились облагодетельствовать своим появлением Туапсе и Краснодар. В
Туапсе, после первого концерта, с нами приключилась история. В номер Сергея
Третьякова, который жил на первом этаже, каким-то таинственным образом