"Анатолий Иванович Трофимов. Угловая палата " - читать интересную книгу автора

молоденькую, при бомбежке убило. Вышла из землянки белье снимать...
Завернули в ту простыню, что у нее в руках осталась, и похоронили...
Да-а, хлебнули мы с Козыревым всякого лиха... База для нового
эвакогоспиталя - районная больничка на пятнадцать коек, два стола
операционных, бельишко кое-какое, инструментарий никудышненький... Бывало,
что по тысяче раненых в день принимали. Под бомбежкой, в дождь, в слякоть...
И все это, представь, не в таких кирпичных трехэтажках - в землянках,
палатках. Шины на переломы, жгуты и повязки на кровоточивые раны - и дальше
в тыл. Тех, кому неотложно, оперировали, конечно. По три-четыре часа в сутки
спали, где придется, как придется... С тех пор и не разлучаемся с Олегом
Павловичем, породнились вроде... Через ребра мои искрошенные, через все
перенесенное. Осенью сорок третьего... Ладно, эту осень ты прихватила...
Как мышонок сидела Машенька, боялась слово пропустить. Когда замолк,
робко спросила:
- Почему же сейчас?...
Спросила и осеклась.
- Что - сейчас? - захотел Валиев, чтобы Машенька договорила.
- Н-ну, что-то у вас... Вроде не любите Олега Павловича.
- Как это - не любите? Не женщина, поди, любить. Это он шибко...
- Вы за Руфину Хайрулловну на него, да? - добивалась ясности Машенька.
- Ох, Мария Карповна, я-то тебя все пацанкой, малолетком считаю, а ты
ишь чего знаешь, во что вникаешь... Э-э, да что там! Война все, будь она
проклята... Булдэ, Карповна, наговорились, хватит, мало-мало поспать надо.
Валиев поводил рукой по лицу, притормозил словоохотливость. А вот мысли
свои притормозить не смог. "Вроде вы не любите его". Не-ет, Мария Карповна,
не в любви дело. Не женщина Козырев. Это я правильно сказал... Но что-то
ведь отодвинуло от него? Что? Может, все дело в землячке, в татарочке
Руфине? Да нет, не в том дело - татарка, еврейка, русская ли... Мало ли что
по молодости бывает, но зачем же так? Приглянулась хорошенькая врачиха в
медсанбате, выхлопотал, перетянул в госпиталь, вскружил голову, а дошло дело
до серьезного - ишь что сделать предложил! А Руфина свое: "Будет у тебя
ребенок, и фамилию твою дам!" Пеплом покрылся, сам не свой тыкался из угла в
угол майор медслужбы Козырев. Когда в Камышлу рожать поехала, тогда уже, с
дороги, успокоила его: "Не казнись, не нужна ребенку твоя фамилия, ты не
будешь его отцом". Пожалела Олега Павловича, зло пожалела.
Не просветлел Олег Павлович от такой жалости. А почему? Кто скажет? В
чужую душу разве заглянешь?


Глава четвертая

Сон долго не мог побороть Машеньку. Думала о Мингали Валиевиче, о своей
жизни тоже думала. А какая у нее жизнь? Крошечная, с мизинчик. И нет в ней
ничего особенного.
Родную маму помнила совсем смутно. Умерла она, кажется, в тридцать
втором году. Да, в тридцать втором. Машеньке только-только исполнилось пять
лет. Что можно запомнить в таком возрасте? Не могла теперь, как ни
старалась, представить даже ее лицо, ее голос, видела лицо и слышала голос
Пелагеи Никитичны - теперешней мамы, вытеснившей все то начальное в жизни. А
Настюшка с Верунькой вовсе не подозревали, что у них была еще какая-то мама.