"Анатолий Иванович Трофимов. Угловая палата " - читать интересную книгу автора

Настюше шел тогда третий годок, а Верочка по полу ползала.
Лучше помнились последующие годы, а перемешавшись с рассказами
взрослых, даже очень хорошо представлялись. Было холодно и голодно, болели,
ревели от болей и частой несытости. Бородатый, заплаканный папанька,
схватившись за голову, топал пятками о половицы, стонал и кричал чуть не на
всю деревню:
- Наплодил на свою голову! Чтоб вас лихоманка взяла, чтоб вы туда, за
матерью... Убралась, оставила мужику наследство! Что делать?! Что?! Руки на
себя наложить?!
Но такие вспышки затухали быстро. Хмурый, с упрятанным взглядом,
становился папанька к корыту, стирал и полоскал, как умел, их заношенные
платьишки, доил корову, варил картошку, мял ее с молоком, кормил желторотых.
Машенька - самая старшая, ей и наказывалось следить за сестренками, когда
отец, тяжко вздыхая, уходил на общественный двор недавно созданного колхоза.
Папанька со двора, а Машенька с Настюшкой - в огород, лакомиться
непоспевшей зеленью. Морковные хвостики, огуречная завязь, плоские стручки
гороха без горошин - все шло в ход, аж за ушами пищало. Жеваной зеленью и
Верочку-плаксу подкармливали, рот затыкали. Ужас как маялись животами.
Измученный папанька поил настоем жженых корочек, не спал ночами, лечил.
Женщины говорили на деревне: лучше семь раз гореть, чем раз вдоветь.
Тяжело было папаньке, Карпу Ивановичу. Не верил он ни в бога, ни в
черта, но проснулась однажды Машенька и чуть не умерла со страха. Стоит
папанька на коленках и просит бога, чтобы прибрал его, освободил от
проклятой, ненужной ему жизни...
Не знает Машенька, как все было бы дальше, не заглядывала вперед. Круто
изменилась жизнь с приходом Пелагеи Никитичны, теперешней мамы. Зимой это
было, наряжали народ железную дорогу чистить от снега. Пока там отец
работал, она и пришла. Перемыла все, перестирала, их, девчонок, выкупала,
каши наварила... За этим занятием и застал ее Карп Иванович, папанька,
значит.
Три года прошло, как схоронила она мужа - израненного, покалеченного в
гражданскую. Одиноко и неприметно жила на заречной стороне. Узнала, как
бедствует Карп Иванович, вот и пришла. Говорила папаньке про то, что,
дескать, если Карп Иванович не против, она готова жить вместе. Детей у нее
нету, хватит им и этих трех, не обидит сирот, матерью им будет. И если он,
Карп Иванович, поимеет к ней уважение, - по гроб не оставит. Упал папанька
на коленки, заплакал. Кланялся, благодарил, клялся душу для нее положить.
Так обрели они новую маму - добрую да ласковую А через год у них -
Маши, Настюшки да Веруньки - братишка появился, Семка, следом - Дуняшка, а
после Дуняшки сразу двое - Никитка и Захарка, близнецы похожие друг на
друга, как две росинки, не различишь сразу.
А потом с отцом случилось что-то, будто опоила нечистая сила каким-то
зельем. Будто не свой в доме, чужой для семьи. О своей клятве отвечать
добром на добро совсем забыл. Конечно, тяжело ему было. В избе шум, гам,
болезни... Мыла нет, соли нет, спички надвое колют... Кругом дыра на дыре...
А вот это Машенька уж совсем хорошо помнит. Поужинал папанька
сухарницей - сухари в подсоленной воде с каплей подсолнечного масла, -
отодвинул миску запрокинул голову и уставился в потолок. Молчал, молчал да
как стукнет кулаком по столу: "Да что я - стожильный?! Или рубль неразменный
нашел?! Господи откуда только терпенье берется! Вот выйду сейчас за ворота,