"Евгений Трубецкой. Воспоминания " - читать интересную книгу автора

Петербурге "Голос". Но мне этого показалось мало, и я истратил свой
собственный рубль, чтобы подписаться, хотя бы на один месяц, на
патриотическую газету "Русский Мир".
Между нами - мальчуганами - война была всепоглощающей, единственной
темой, вокруг которой вращались все разговоры. Статьи и речи Ив. С. Аксакова
в тех редких случаях, когда они печатались, были и у нас главными событиями
дня; а мысль о водружении Креста на храме Св. Софии была одной из самых
популярных в школе. С волнением и раздражением обсуждали мы в антрактах
между уроками действия правительства, негодовали против "дипломатов" за их
антинациональную "петербургскую" политику и за их стремление сдержать порыв
[23] народного чувства. Александр II был в то время весьма любим во всех
слоях русского общества; но его колебания и уступки западным
недоброжелателям России - австрийцам и англичанам - порою вызывали и во
взрослых и в нас - детях движение нетерпения. Когда, наконец, турки были
остановлены в своем движении на Белград ультиматумом императора Александра
II, наступили дни всеобщего ликования. Русское общество, вынудившее Царя к
этому шагу вопреки его воле и в особенности вопреки желанию правительства,
торжествовало победу. И мы дети тоже радостно чувствовали, что одержана
большая победа, наша победа.
Когда Государь явился в Москву и произнес в кремлевском дворце свою
знаменитую речь с фразой: "я сам москвич и горжусь Москвой", не только
присутствующие были потрясены до слез. Я помню, как радостные слезы
вызывались самым чтением речи. Тут были и умиление и чувство национальной
гордости: после долгих унижений России было, наконец, удовлетворено чувство
национального достоинства.
Тогда не было того раздвоения в образованном русском обществе, которое
сказалось так резко в дни японской войны, - "пораженцев" не было вовсе; об
"интернационалистах" тоже еще не было слышно. Была только немногочисленная
группа так называемых "петербургских космополитов" из аристократии и
сановников, не хотевших войны; к ним густая масса русского общества
относилась стихийно враждебно. Сомнения в патриотизме России и в особенности
в патриотизме простого русского народа в то время не возникали; наоборот,
идеализация русского мужика и русского солдата в то время доходила до той
степени преклонения, которую теперь даже трудно себе представить. Простой
народ считался тогда главным носителем, первоисточником патриотизма. А
отсутствие патриотизма, согласно славянофильской формуле, признавалось
грехом людей, [24] "оторванных от народа". Конечно, было не мало иллюзий в
этом настроении, но единодушие было поразительное.
Оно стало еще единодушное, когда началась война, всеми давно желанная.
Чтение Высочайшего манифеста об объявлении войны Турции - одно из самых.
значительных моих переживаний за всю мою жизнь. Мне было тогда всего
тринадцать лет, но ощущать Россию всем существом с такой силой, как я ощущал
ее тогда мне пришлось потом всего только один раз в жизни - в 1914 году, в
начале великой европейской войны. Помню, как мы с братом Сергеем тщетно
усиливались тогда проникнуть в Успенский собор. Я был так притиснут толпой к
стене, что чуть не лишился чувств. Я едва дышал. Mне казалось: вот еще
минута, и я упаду. Но надо мною на синем фоне весеннего неба горели ,
золотые главы соборов, и раздавался тот глубокий бас колокола Ивана
Великого, от которого пробегает мороз по коже и дребезжат стекла в окнах. И
я чувствовал: вот торжество высшей Божьей правды, которую призвана