"Евгений Трубецкой. Воспоминания " - читать интересную книгу автора

учение - бесплодное толчение воды, что преподается нам наука неподлинная,
ненастоящая, и что истинное знание есть именно то, которое в гимназии или не
преподается вовсе или является в ней запретным плодом. Результаты
толстовской гимназии были прямо противоположны тем, коих она добивалась.
Если бы естественные науки не подвергались гонению в средней школе, они,
разумеется, не пользовались бы там и малой долей той популярности, какою они
пользовались.
Будучи гимназистами VI-ro класса, мы были убеждены, что истинная
наука - только естествознание.
Разумеется, тут происходило полное смешение положительной науки с
философией; мыслящие ученики старших классов гимназии думали, что только
путем [45] изучения естественных наук можно составить ceбе научное
миросозерцание.
Помню, как мы с братом увлекались попыткой Бокля преобразовать историю
путем внесения в нее методов естественнонаучного исследования. Мы
зачитывались Дарвином и Спенсером, пытались ознакомиться с анатомией
человеческого тела по купленному братом анатомическому атласу. Помнится, моя
мать, с тревогою следившая за нашими умствованиями, внушала нам мысль, что
нехорошо жить одним умом, надо жить больше сердцем, на что мой брат отвечал:
"что такое сердце, мама: это полый мускул, разгоняющий кровь вниз и вверх по
телу".
Предшествовавшее нам поколение увлекалось материализмом Бюхнера, а из
отечественных "авторитетов" зачитывалось запрещенными в то время
произведениями Добролюбова и Писарева. Я застал только остатки этого
увлечения, коего ни я, ни брат мой совершенно не переживали. В то время
вульгарный материализм был вытеснен позитивизмом Конта и Милля, с которыми
мы познакомились по изложению Милля и Льюиса уже в VI-м классе. Но различие
это было в сущности шатко. Помнится, я с одной стороны усвоил себе
Кантовское учение о непознаваемой "сущности вещей", а с другой стороны
увлекался учением Спенсера, у которого "позитивизм" совмещался с
полуматериалистическим учением о сущности существующего и, в частности, с
материалистическим учением о превращении физической энергии в мысль. В VI
классе мальчиками пятнадцати-шестнадцати лет мы определенно исповедовали
позитивизм спенсеровского типа.
Это был, разумеется, полный разрыв со всем, что считалось у нас
"казенщиной" и, стало быть, не с одной только гимназической наукой. Гимназия
подготовила этот кризис, воспитав в нас систематически недоверие ко всему,
что преподавалось нам с малолетства. Ее пустая [46] отвлеченность,
обрекавшая мысль на полную бессодержательность, и в особенности ее
полицейский дух подготовили почву для этого "нигилистического" настроения.
Но, одной гимназией его, разумеется, объяснить нельзя. В эпидемическом
безверии тогдашней мыслящей молодежи отражалось действие не только
общерусских, но, и общемировых причин.
Помнится, первые сомнения в вере возникли у меня очень рано, уже
четырнадцати лет, под влиянием чтения Белинского, коим, я увлекался уже в
V-м классе гимназии. В ту пору сомнения меня волновали особенно в бессонные
ночи, когда мысль о том, что нет Бога, повергала меня, в трепет и заставляла
дрожать в моей постели. Потом уже в VI классе, когда я напал на Бокля,
Милля, Спенсера, переход к безверию совершился, внезапно и в ту минуту,
казалось, необыкновенно, легко. Разумеется, эта кажущаяся легкость