"Николай Трубецкой. К украинской проблеме" - читать интересную книгу автора

образом, украинская культура как бы переехала из захудалого уездного городка
в столицу. Сообразно с этим ей пришлось существенно изменить свою дотоле
сильно-провинциальную внешность. Она стремится освободиться от всего
специфически-польского и заменить все это соответствующими элементами
коренных, романогерманских культур (немецкой, французской и т. д). Таким
образом, украинизация оказывается мостом к европеизации. В то же время
меняется языковая база культуры. Прежде в Западной Руси на ряду с книжным
литературным церковнославянским языком существовал особый русско-польский
жаргон, служивший разговорным и деловым языком высших классов общества. Hо,
после того как украинская редакция русской культуры стала общерусской, этот
русско-польский жаргон, символизировавший собой польское иго и
провинциализм, разумеется, не мог продолжать существовать. Господствовавший
в Великороссии, выработавшийся в среде московских приказных великорусский
разговорный деловой язык испытал на себе чрезвычайно сильное влияние этого
русско-польского жаргона, - но в конце концов, все таки, победил и вытеснил
его и сделался единственным деловым и разговорным языком высших классов, при
том, не только Великороссии, но и Украины. Между этим языком и языком
церковнославянским, продолжавшим играть роль литературного, завязались
тесные отношения как бы некоего осмоса (взаимопросачивания): русский
разговорный язык высших классов сильно <оцерковнославянился>, литературный
церковнославянский язык сильно <обрусел>, и, в результате, оба совпали в
одном современном, русском языке, который одновременно является и
литературным, и разговорно-деловым языком всех образованных русских, т. е. -
языковой базой русской культуры.
Таким образом, культурная украинизация Великороссии и превращение
украинской культуры в культуру общерусскую совершенно естественно привели к
тому, что эта культура утратила свой специфически украинский провинциальный
характер. Специфически же великорусского характера она приобрести не могла
уже в силу того, что, как сказано выше, преемственность специфически
великорусской культурной традиции была окончательно и бесповоротно
пресечена, и сохранялась разве только преемственность канцелярского языка
московских приказных. Отсюда - отвлеченно общерусский характер всей
послепетровской <петербургской> культуры.
Hо подчеркивание отвлеченно-общерусского вело практически к отвержению
конкретно-русского, т. е. к национальному самоотрицанию. А такое
самоотрицание естественно должно было вызвать против себя реакцию здорового
национального чувства.
Положение, при котором во имя величия России практически преследовалось
и искоренялось все самобытно русское, - это положение было слишком нелепым,
чтобы не породить против себя протеста. Hеудивительно поэтому, что в русском
обществе появились течения, направленные к утверждению самобытности и
выявлению русского национального лица. Hо, поскольку эти течения направлены
были именно против отвлеченности общерусской культуры и стремились заменить
ее конкретностью, они неминуемо должны были принять определенно
областнический характер: при всякой попытке придать русской культуре более
конкретно-национальное обличие неизбежно приходилось выбирать одну из
индивидуаций русского народа, - великорусскую, малорусскую или белорусскую,
ибо конкретно существуют великороссы, малороссы и белоруссы, а <общеруссы>
являются лишь продуктом абстракции. И действительно, мы видим, что течения в
пользу конкретно-национальной русской культуры протекают параллельно в двух