"Владимир Сергеевич Трубецкой. Записки кирасира (мемуары)" - читать интересную книгу автора

- настоящий зверь, причинявший в конюшне немало хлопот. Наоборот, чистить
ласковую кобылу Вдову - большую умницу - было одно удовольствие.
Мне, впрочем, чистка коней сразу далась легче! Мой друг, кучер Егор, в
свое время научил меня в Меньшове этой премудрости. Некоторые же
вольноперы (всего вольноперов было 7 человек) всячески "ловчились",
стараясь вопреки приказанию Палицына, почистить смирного коня, для чего
задабривали вахмистра Маляра хорошим "на-чаем". Впрочем, Маляр шел на это
неохотно, так как ежедневно опасался, что сам поручик неожиданно нагрянет
на уборку и пропишет ему на орехи. Поручика боялись пуще огня.
После уборки шли строем в казармы, где люди наскоро пили чай. Для нас,
вольноперов, сразу установилась привилегия, мы пили чай совместно с
вахмистром, в его отдельной комнате, причем угощали Маляра вкусными
бутербродами и анекдотами, до которых Маляр был охотник. В этой же
комнатушке вахмистр поучал нас полковому уму-разуму. Он, конечно, был не
дурак и дружил с нами.
После чая занимались в казармах прикладкой, изучали винтовку. Ефрейтор и
виц-унтер-офицеры занимались с каждым солдатом в отдельности на приборах с
наводкой. Занимались дельно и толково, индивидуальным методом, подготовляя
хороших стрелков.
К восьми часам все собирались в классе за партами. Ровно в восемь с боем
часов заявлялся сам поручик. Луженая вахмистерова глотка изрыгала громовое
"Встать! ... Смирно!" Мы вскакивали и каменели. Дежурный лихо и браво
рапортовал. После чего следовало начальническое: "здорово, молодцы" и
ответный стройный хор: "здрав желам ваш сок-бродь", выкрикиваемое громко,
"весело и почтительно" особым ускоряющимся ритмом. Поручик снимал серое
пальто, которое услужливо подхватывал дежурный, и при гробовой тишине с
минуту пристально оглядывал статуями окаменевших людей пронзительными,
строгими и все замечавшими глазами. Выждав паузу, он приказывал нам сесть.
Усаживался сам и начинал с командой занятия либо топографией, либо
уставами. Все уставы зазубривались солдатами чуть не наизусть. Впрочем,
Палицын замечательно толково и хорошо разъяснял эти науки людям, терпеливо
добиваясь от них осмысленного и отличного знания службы. Иначе и нельзя
было: полковая учебная команда готовила унтер-офицеров, то есть младший
командный состав.
С 10 до 12 часов в большом и стильном полковом манеже производилась
сменная езда учебной команды. Потом перерыв на обед, причем вольноперы
опять-таки пользовались привилегией и столовались не из казенного котла в
казармах, а за свой счет в офицерском собрании, где нам была отведена для
этого совсем изолированная комната, имевшая с улицы отдельный ход, так что
мы здесь с офицерами встретиться не могли. В помещения же офицеров нам
доступа не полагалось.
После "мертвого часа" (которым мы, вольноперы, почти никогда не
пользовались, ибо для этого нам нужно было бы бежать домой) до самого
вечера производились занятия гимнастикой, пешим строем, вольтижировкой,
фехтованием, стрельбой в тире. Этими занятиями в большинстве ведал
помощник Палицына молодой и акробатически ловкий чернявенький корнет
Эльвенгрен, финн по происхождению - кумир всех Гатчинских гимназисток.
На всех занятиях жучили лихо, закаливали, муштровали, тянули,
отшлифовывали, вырабатывая подлинную выправку. Вечером мы возвращались
домой разбитыми и до того усталыми, что стремились скорее в постель. И так