"Владимир Сергеевич Трубецкой. Записки кирасира (мемуары)" - читать интересную книгу автора

Через минуту, однако, в конюшне все пошло кувырком. С шумом распахнулись
двери, громко забрякали шпоры и, обгоняя друг друга, в коридор разом
хлынуло с полсотни запыхавшихся кирасир, только что вскочивших с коек.
Люди на бегу застегивали мундиры, торопливо надевали амуницию. Палицын и
вахмистр в разных концах уже крепкими словечками энергично торопили людей.
В мгновение ока полетели с полок седла, загремели мундштуки на
взнуздываемых конях, гулко зацокали подковы коней, рысью выводимых из
конюшни. Все это произошло так шумно и стремительно, что я и оглянуться не
успел, как конюшня уже оказалась пуста.
Покуда команда галопом выстраивалась и выравнивалась перед подъездом
офицерского собрания, Палицын верхом на кобыле Вдове въехал по лестнице
прямо в парадную дверь собрания, рысью проехал через переднюю и
библиотеку, въехал в ярко освещенную залу и, круто осадив гигантскую
кобылу перед стулом обалдевшего английского коммодора, отсалютовал ему по
всей форме обнаженной шашкой и отрапортовал. Хозяева и гости толпой
высыпали на улицу, где англичанин вынужден был принять ночной парад.
Вот как наш поручик посрамил англичан и поддержал честь русской конницы.
Выпита по сему случаю была бездна, как восторжествовавшей, так и
посрамленной стороной.
Выезд по тревоге нашей команды прошел замечательно. Поручик на следующий
день освободил людей от утренних занятий, предоставив команде некоторый
отдых и некоторое угощение.
Выезды ночью по тревоге, вообще говоря, поощрялись начальством. Однако
ясное дело, что въехать верхом на коне в офицерское собрание в программу
тревог не входило. Подобный номер иному офицеру даром не сошел бы. Но к
Палицыну полковое начальство благоволило. Старший полковник на этот раз
ограничился лишь "беседой по душам" с поручиком и заставил его уплатить по
счету за попорченный паркет в собрании, пострадавший от подков кобылы
Вдовы.
Кроме нас с Осоргиным, в полку было еще пять вольноопределяющихся: фон
Витторф и Евреинов - два неразлучных друга, державшихся всегда вместе, - и
отдельно: Сангович, Искандер и Спешнев. Оба последних, так же как и я,
намеревались держать офицерские экзамены при Николаевском кавалерийском
училище и выйти в офицеры в наш полк. Искандер - потому что два года
подряд "проваливался" на экзаменах, а смелому и симпатичному Спешневу, к
сожалению, общество офицеров полка отказало в его желании выйти в полк
корнетом.
Как ни странно, причиной отказа послужило то обстоятельство, что Спешнев
до службы увлекался театром и как любитель часто выступал на сцене, играя
иногда с профессионалами. Старший полковник фон Шведер, щепетильный и
строго оберегавший честь полка, усмотрел в этом нечто несовместимое с
высоким званием офицера Лейб-гвардии. Человек, выступавший с
профессионалами - лицедеями и развлекавший публику с подмостков, пусть
даже бесплатно и из одной любви к искусству, был, по мнению полковника,
недостоин чести быть принятым в круг офицеров полка, несмотря на то, что
Спешнев был не из плохой дворянской семьи, имел средства и закончил высшее
и притом привилегированное учебное заведение. Переломить упрямого
полковника было невозможно - он уперся на том, что неприлично принять в
офицеры полка лицедея.
Когда общество офицеров того или иного гвардейского полка отказывало