"Владимир Сергеевич Трубецкой. Записки кирасира (мемуары)" - читать интересную книгу автора

а также тоска по России заставили Владимира Сергеевича в 1936 году взяться
за мемуары. Задумал он их в четырех частях - детство, записки кирасира,
война 1914 года (окопное сидение) и записки советского музыканта. Но начал
Трубецкой сразу с воспоминаний о службе в гвардии. Возможно, у него были
предчувствия, что он не успеет осуществить все, что наметил, а описать эту
часть жизни ему казалось легче, чем прочие. Писать же о тех, кто окружал
его в детстве, людях, внесших огромный вклад в русскую культуру "золотого
века" - а именно таковым являлось для отечественной мысли начало
двадцатого века - было делом большой ответственности. К тому же, жизнь не
оставляла Трубецкому иллюзий по поводу публикаций воспоминаний о них,
тогда как "Записки кирасира" он надеялся увидеть напечатанными.
Гвардейцы-кавалеристы первыми пали в боях войны 1914 года, и Трубецкому
хотелось своими "Записками" почтить их память. И он блестяще это
осуществил. В мемуарах в совершенстве проявилось его основное умение -
увидеть и рассказать. Превосходная память позволила ему без справочников
написать о событиях двадцатипятилетней давности с безукоризненной
точностью, и при этом с присущим ему остроумием и элегантностью.
Летом 1937 года Владимир Трубецкой был арестован. Во время обыска один из
его сыновей успел незаметно выхватить из стопки бумаг, лежащих на столе,
несколько отцовских тетрадок и спрятать их в шароварах младшего брата. Вот
так - без начала и конца - были спасены "Записки кирасира". Вместе с отцом
были арестованы и трое старших детей Трубецкого, а в 1943 году и его жена,
Елизавета Владимировна. Жизнь оставшихся "на воле" была очень трудной, и,
если бы не самоотверженное хранение ими уцелевших листов воспоминаний,
Владимир Сергеевич Трубецкой так и остался бы для читателя полузабытым
автором юмористических охотничьих рассказов.


Глава I

Свидание с дядей Алексеем Капнистом{1} и откровенный разговор с ним имел
для меня решающее значение, перевернув вверх дном всю юную мою жизнь. На
самом деле до этого я думал о будущем, в сущности, с непростительным
легкомыслием. В моих мечтах о будущем все укладывалось вместе - корабль,
интересные заграничные плавания, милая моему сердцу повседневная судовая
жизнь и тут же бесконечно любимая жена и семейная жизнь, полная
"безоблачного бурного счастья". Мечты эти длились годами, и вот достаточно
было одной откровенной беседы с дядюшкой, достаточно было хоть немного
здравого смысла, чтобы разбить все мои радужные планы. При своем
бесконечном оптимизме я никогда серьезно не задумывался над тем, во что же
превратится наша семейная жизнь, когда я стану моряком и каково будет моей
женушке сидеть на берегу у синего моря в постоянной разлуке со мной.
Одновременно чувство мое к невесте все возрастало, переходя прямо в
какой-то культ, и каждая более или менее продолжительная разлука с ней
переживалась мной бесконечно тягостно. Трудно мне было не видеть ее и не
быть возле нее хотя бы месяц... А как же будет, когда корабль постоянно
будет нас разлучать, да еще на долгие месяцы! Ведь собственно жить вместе
мы будем с женой только урывками. - Хороший моряк должен быть в море. -
Хороший муж должен быть на берегу у семейного очага. Совместить же море с
семейным очагом невозможно, а женушку на крейсер взять нельзя. Недаром же