"Стефан Цвейг. Кристина" - читать интересную книгу автора

пор, как она ежедневно печатает на машинке от семидесяти до восьмидесяти
справок о страшных увечьях. Тяжело ковыляя на костылях - левая нога
размозжена, - к ней в канцелярию иногда заходит маленький лейтенант из
Баната, с золотистыми, как пшеница на его родине, волосами, с нерешительным,
еще детским лицом, на котором, однако, запечатлелись следы перенесенного
ужаса. Тоскую по дому, он рассказывает на старошвабском диалекте о своем
селе, о собаке, о лошадях, бедный, потерянный белокурый ребенок. Однажды
вечером они целовались на парковой скамейке, два-три вялых поцелуя, скорее
сострадание, чем любовь; потом он сказал, что хочет жениться на ней, как
только кончится война, С усталой улыбкой Кристина пропустила его слова мимо
ушей; о том, что война когда-нибудь кончится, она и думать не осмеливается.
1919 год, ей двадцать один. Действительно, война окончилась, но не
нужда. Раньше она прикрывалась лавинами распоряжений, коварно таилась под
бумажными пирамидами свежеотпечатанных банкнотов и облигаций военных займов.
Теперь она выползла, со впалыми глазами, ощерив рот, голодная, нахальная, и
пожирает последние отбросы военных клоак. Как из снеговой тучи сыплются
единицы с нулями, сотни тысяч, миллионы, но каждая снежинка, каждая тысяча
тает на горячей ладони. Пока ты спишь, деньги тают; пока переобуваешь
порванные туфли на деревянных каблуках, чтобы сбегать в магазин, деньги уже
обесценились; все время куда-нибудь бежишь, и всегда оказывается, что уже
поздно. Жизнь превратилась в математику, сложение, умножение, какой-то
бешеный круговорот цифр и чисел, и этот смерч засасывает последние вещицы в
свою ненасытную пасть: золотую брошь с груди матери, обручальное кольцо с
пальца, камчатную скатерть. Но, сколько ни кидай, все напрасно, не спасает и
то, что до глубокой ночи вяжешь шерстяные свитера и что все комнаты сдаешь
жильцам, а самим приходится спать в кухне вдвоем. Только сон - вот
единственное, что еще можно себе позволить, единственное, что не стоит ни
гроша; в поздний час вытянуть на матраце свое загнанное, похудевшее, все еще
девственное тело и на шесть-семь часов забыть об этом апокалипсическом
времени.
Потом 1920 - 1921 годы. Ей двадцать два, двадцать три. Расцвет
молодости, так ведь это называется, но ей никто об этом не говорит, а сама
она не знает. С утра до вечера лишь одна мысль - как свести концы с концами,
когда денег все меньше и меньше? Чуточку, правда, полегчало: дядя еще раз
помог, самолично навестил своего приятеля (компаньона по карточной игре),
служившего в почт-дирекции, и выклянчил у него для Кристины вакансию в
почтовой конторе Кляйн-Райфлинга, захолустного виноградарского села;
вакансия не ахти какая, но все же с правом на постоянную должность после
кандидатского срока, хоть что-то надежное. На одного человека скудного
жалованья хватило бы, но поскольку в доме у затя для матери места нет,
Кристина вынуждена взять ее к себе и все делить на двоих. По-прежнему каждый
день начинается с экономии и кончается подсчетами. На счету каждая спичка,
каждое кофейное зернышко, каждая щепотка муки. Но все-таки дышать можно и
можно существовать.
Затем 1922, 1923, 1924 годы - ей двадцать четыре, двадцать пять,
двадцать шесть. Все еще молодая? Или уже стареющая? У глаз постепенно
наметились морщинки, иной раз устают ноги, весной почему-то болит голова. Но
жизнь все-таки идет вперед, и живется получше. Держишь деньги в руках и
чувствуешь, какие они опять твердые и круглые, у нее постоянная работа
"почтовой ассистентки", да и зять каждый месяц присылает матери два-три