"Стефан Цвейг. Кристина" - читать интересную книгу автора

перед тетей Кларой, у нее золотое сердце, добрая душа, она непременно
поможет родной племяннице выбраться из этой глуши, из вонючей деревни, а ей,
старой, все равно помирать. И если тетя под конец предложит ехать с ними,
пусть непременно уезжает, ничего тут хорошего не осталось, и страна гибнет,
и люди дурные, а о ней, старухе, беспокоиться нечего. Место в богадельне
всегда найдется, да и сколько она еще протянет?.. Ах, теперь она может
спокойно умереть, теперь все хорошо.
Закутанная в шали поверх сорочек и нижних юбок, старая, расплывшаяся
женщина, пошатываясь, топает слоновьими ногами взад-вперед по комнате так,
что трещат половицы. Она непрерывно жестикулирует и всхлипывает, то и дело
утирая глаза большим красным носовым платком; затем, выдохшись от столь
бурных проявлений чувств, постанывая, садится, сморкается, собираясь с
силами для очередного монолога. И вновь ей приходит на ум что-то еще, и она
говорит, и говорит, и стонет, и всхлипывает, и радуется нежданной удаче. И
вдруг, в минуту изнеможения, замечает, что Кристина, которой предназначены
все эти восторги, стоит бледная, смущенная, взгляд ее выражает удивление и
даже замешательство, и она совершенно не знает, что сказать. Старой женщине
досадно. Собравшись с силами, она еще раз поднимается со стула, подходит к
дочери, хватает ее за плечи, крепко целует, прижимает к себе, тормошит,
словно хочет разбудить ее, вывести из оцепенения.
- Ну чего ты молчишь? Кого же это касается, как не тебя, что с тобой,
глупышка? Стоишь будто истукан и ничего не говоришь, ни словечка, а ведь
такое счастье выпало! Радуйся же! Ну почему ты не радуешься?
Служебный устав строго-настрого запрещает почтовому персоналу надолго
покидать контору в рабочее время, и даже самая веская личная причина
бессильна пред главным законом казенного мира: сначала служба, потом
человек, сначала буква, потом смысл. Так что после небольшого перерыва
служащая почты Кляйн-Райфлинга вновь сидит за окошком, исполняя свои
обязанности. Никто ее за это время не спрашивал. Как и четверть часа назад,
бумаги разложены на покинутом столе, молчит, поблескивая латунью в
полумраке, выключенный телеграфный аппарат, который недавно так ее
взбудоражил. Слава богу, никто не заходил, никаких упущений нет. С чистой
совестью можно теперь спокойно поразмышлять о внезапной новости, слетевшей
сюда с проводов; ведь от замешательства Кристина еще не успела понять,
приятная это новость или нет. Постепенно ее мысли приходят в порядок. Итак,
она поедет, впервые уедет от матери, на две недели, а может и больше, к
чужим людям, нет, к тете Кларе, маминой сестре, в шикарный отель, Надо взять
отпуск, заслуженный отпуск, после многих лет хоть раз по-настоящему
отдохнуть, поглядеть на мир, увидеть что-нибудь новое, иную жизнь. Она
думает, думает. В сущности, весть хорошая, и мать права, что радуется,
вполне права. Честно говоря, это лучшая новость, которая пришла к ним за
долгие-долгие годы. Впервые бросить опостылевшую службу, побыть на свободе,
увидеть новые лица, другой мир - разве это не подарок, буквально свалившийся
с неба? Но тут в ее ушах снова раздается удивленный испуганный, почти
гневный голос матери: "Ну почему ты не радуешься?"
Мать права, в самом деле, почему я не радуюсь? Почему во мне ничто не
шевельнулось, не дрогнуло, почему это не захватило меня, не потрясла? Она
прислушивается к себе, но тщетно: внутренний голос не дает желанного ответа;
свалившийся с неба сюрприз по-прежнему вызывает у нее лишь чувство смущения
и непонятного испуга. Странно, думает она, почему я не рада? Стони раз,