"Энн Маршалл Цвек. Жена ловеласа " - читать интересную книгу автора

Начало седьмого. Впереди целый вечер. Все эти годы почти каждый вечер
что-нибудь да происходило: государственный праздник, репетиция хора
исполнителей рождественских песен, вернисаж какого-нибудь художника, чьи
картины выставлялись в Британском Совете, или заседание Британского женского
клуба по вопросу благотворительной распродажи. Помимо этого, у Джереми часто
бывали дела, не требовавшие присутствия супруги. Поэтому вечера, когда они с
мужем могли спокойно поужинать в домашней обстановке, выдавались редко.
"У меня сегодня свободный вечер, дружок", - изрекал он иногда
мелодичным голосом из глубин своего бархатного кресла. Тогда Мэгги
заказывала Эсмеральде его любимое блюдо - отбивные из молодой баранины с
цветной капустой в сухарях, - и они открывали бутылку бордо. Джереми любил
вино и, побывав во многих европейских винодельческих странах, стал его
настоящим ценителем.
За окном темнело. Мэгги упорно смотрела на сгущавшиеся тени в кресле
напротив и начинала сожалеть о своем опрометчивом решении спровадить Эйлин.
Нельзя сказать, что ей не хватало присутствия Джереми - скорее ужасало его
отсутствие. Ее мать овдовела, когда Мэгги была еще совсем маленькой. "Мне
тогда казалось, будто на меня упала бомба", - признавалась та много лет
спустя. Альбом с газетными вырезками, который мама хранила со времен войны,
всегда завораживал Мэгги. Особенно одна фотография, на которой был изображен
разбомбленный лондонский дом. Лишенный фасада, он казался вскрытым, с
выставленными на всеобщее обозрение внутренностями - беспорядочно
поваленными кроватями, буфетами и сервантами в комнатах. По рассказам мамы,
сквозь каменную кладку пробивались пурпурные цветы. Мэгги сейчас ощущала
себя точно так же - будто кто-то грубо снес стену между ней и миром, оставив
ее без всякой защиты на жесточайшем сквозняке. Между тем ожидаемая печаль
все никак не приходила.
"Странно - я почему-то совершенно ничего не чувствую", - жаловалась она
несколько часов назад Хилари Макинтош.
"Это из-за шока", - объяснила она Мэгги, сжимая ее облаченную в
перчатку руку в своей потной ладони.
Мэгги встала и в одних чулках подошла к письменному столу Джереми. Надо
было обязательно позвонить в Новую Зеландию - его сестре. Изабелла
приходилась ему лишь кровной сестрой, и к тому же была значительно старше;
они с Джереми мало общались, но все же она имела право узнать о кончине
брата. Мэгги попыталась рассчитать, который час в Новой Зеландии. Видимо,
там примерно то же время суток, что и в Вене, только у них уже - завтра или
вчера. Мэгги бросила взгляд на аккуратные стопки бумаг на столе у Джереми,
визитные карточки, сложенные на пресс-папье; его аккуратные записки в
блокноте, лежавшем у телефонного аппарата. Педантизм мужа всегда раздражал
ее, но сейчас, посмотрев на старомодную перьевую ручку, стоявшую, как
обычно, на специальной подставке, она вдруг ощутила прилив невыразимой
нежности. И разрыдалась - первый раз с того момента, как узнала о смерти
супруга. Слезы, тропическим ливнем струившиеся по щекам, удивили ее. Обычно
плач Мэгги ограничивался легким увлажнением глаз, пощипыванием в носу,
мимолетным опусканием уголков губ и сдавленным всхлипом. Она была застигнута
врасплох этим неожиданным, неистовым потоком извергавшейся из нее жидкости.
Мэгги села за стол и сквозь слезы стала изучать блокнот мужа. На
последних записях Джереми, сделанных незадолго до смерти, расплылись мокрые
кляксы. Одна из заметок гласила: "Сказать 3. отдать машину в ремонт".