"Марина Цветаева. Поэт о критике" - читать интересную книгу автора

Следовательно, даже в жестоком случае недооценки поэта поэтом, суд
поэта над поэтом - благо.

Это - о поэтах. К кому еще прислушаюсь?
Ко всякому большому голосу я прислушаюсь, чей бы он ни был. Если мне о
моих стихах говорит старик-раввин, умудренный кровью, возрастом и пророками,
я слушаю. Любит ли он стихи? Не знаю. Может быть, никогда их и не читал. Но
он любит (знает) все - из чего стихи, истоки жизни и бытия. Он мудр, и
мудрости его на меня хватит, на мои строки.
Прислушаюсь к раввину, прислушаюсь к Ромену Роллану, прислушаюсь к
семилетнему ребенку, - ко всему, что мудрость и природа. Их подход
космический, и если в моих стихах космос есть, они его прослышат и на него
отзовутся.
Не знаю, любит ли Ромен Роллан стихи, беру крайний случай - что Ромен
Роллан стихов не любит. Но в стихах, кроме стихов (стихотворной стихии),
есть еще все стихии. Их Роллан любит достоверно. Ни ему во мне наличность
стихии стихотворной, ни мне в нем отсутствие ее - не помешают, помешать не
могут. "Я вам скажу по существу..." То есть все, что мне нужно.

Говоря о семилетнем ребенке, говорю также о народе, - о неиспорченном
первичном слухе дикаря.

Кого же я еще слушаю, кроме голоса природы и мудрости? Голос всех
мастеровых и мастеров.
Когда я читаю стих о море, и моряк, ничего не понимающий в стихах, меня
поправляет, я благодарна. То же с лесником, и кузнецом, и каменщиком. Из
мира внешнего мне всякое даяние благо, потому что я в нем - нуль. А нужен он
мне ежечасно. Нельзя о невесомостях говорить невесомо. Цель моя - утвердить,
дать вещи вес. А для того, чтобы моя "невесомость" (душа, например) весила,
нужно нечто из здешнего словаря и обихода, некая мера веса, миру уже ведомая
и утвержденная в нем. Душа. Море. Если неправильно мое морское уподобление,
рушится весь стих. (Убедительны только частности: такой-то час моря,
такой-то облик, обык его. На "люблю" в любви не отыграешься.) Для поэта
самый страшный, самый злостный (и самый почетный!) враг - видимое. Враг,
которого он одолеет только путем познания. Поработить видимое для служения
незримому - вот жизнь поэта. Тебя, враг, со всеми твоими сокровищами, беру в
рабы. И какое напряжение внешнего зрения нужно, чтобы незримое перевести на
видимое. (Весь творческий процесс!) Как это видимое должно знать! Еще проще:
поэт есть тот, кто должен знать все до точности. Он, который уже все знает?
Другое знает. Зная незримое, не знает видимого, а видимое ему неустанно
нужно для символов. "Alles Vergangliche ist nur ein Gleichniss"*. Да, но
нужно это Vergangliche** знать, иначе мое подобие будет ложным. Видимое -
цемент, ноги, на которых вещь стоит. (Французское: "Ca ne tient pas
debout").*** ___________________ * "Все проходящее - лишь подобие". (нем.).
** Проходящее {нем.}. *** Букв.: "вещь не стоит".

Формула Теофиля Готье (сравнить с гетевской!) - которой столько
злоупотребляли и злоупотребляют: "Je suis de ceux pour qui le monde visible
existe"* _________________ * "Я из тех, для кого видимый мир существует"
(фр.)