"И.С.Тургенев. Гамлет и Дон-Кихот" - читать интересную книгу автора

все дело, или сражаться с призраками и таким образом в практической
деятельности являются обыкновенно забавно жалкими Дон-Кихотами, несмотря на
все благородство своих стремлений. Отличительная черта Дон-Кихота -
непонимание ни того, за что он борется, ни того, что выйдет из его усилий, -
удивительно ярко выступает в них" (с. 61). В окончательной редакции статьи,
заключая свое рассуждение, критик еще резче подчеркнул, что "смешные
Дон-Кихоты" "в нашей среде" - это те, кто "хотят прогнать горе ближних, а
оно зависит от устройства той среды, в которой живут и горюющие и
предполагаемые утешители" (Добролюбов, т. II, с. 229). Добролюбов давал
понять, что Дон-Кихотами являются не революционеры, а те люди, которые,
сочувствуя угнетенным, рассчитывают помочь им, не прибегая к революционным
действиям {См.: Бялый Г. Тургенев и русский реализм. М.; Л.: Сов. писатель,
1962, с. 145-146.}.
Начатое Добролюбовым опровержение тургеневской концепции "донкихотства"
продолжил после его смерти А. П. Пятковский, связанный в середине 1860-х гг.
с демократической печатью. Основной тезис статьи Пятковского "Гамлеты и
Дон-Кихоты" состоял в том, что слепая вера в идеал присуща реакционным
поборникам старого, тогда как критический анализ действительности,
осуществляемый передовыми общественными силами, есть залог ее
преобразования. В Гамлете критик видел предтечу Базарова, которого он
защищал, донкихотские же черты он находил у Павла Кирсанова. "Без Гамлетов в
тургеневском смысле, - писал Пятковский, - т. е. без людей, имеющих смелость
относиться критически ко всем готовым явлениям жизни, человеческое развитие
остановилось бы на точке замерзания", тогда как "Дон-Кихоты со своими
историческими идеалами" не нужны "на поприще реальной, действительной жизни"
и их "исчезновение будет минутой окончательного торжества человеческого ума"
(Русь, 1864, э 18, с. 230).
Полемически заостренное по отношению к Тургеневу истолкование образа
Дон-Кихота содержится и в статье Писарева "Писемский, Тургенев и Гончаров"
(1861), в которой критик писал о Рудине: "Развенчать этот тип было так же
необходимо, как необходимо было Сервантесу похоронить своим Дон-Кихотом
рыцарские романы, как одно из последних наследии средневековой жизни"
(Писарев, т. 1, с. 214).
Напротив, Герцен, с которым, как указывалось выше, скрыто полемизировал
Тургенев, принял новое для пего осмысление образа Дон-Кихота и в "Концах и
началах" (1862), говоря о поражении итальянской революции, о трагической
участи Гарибальди и Маццини, писал: "Прощайте, великие безумцы; прощайте,
святые Дон-Кихоты!..". И далее: "Задумается какой-нибудь северный
Фортинбрас... над этой повестью Горацио и, с раздумьем вздохнувши, пойдет в
дубравную родину свою - на Волгу, к своему земскому делу" (Герцен, т. XVI,
с. 166-167). Упоминание здесь имен шекспировских героев также ведет к статье
Тургенева, к его словам о людях, подобных Горацио, которые, приняв от
Гамлетов "семена мысли, оплодотворяют их в своем сердце и разносят их потом
но всему миру" (с. 346).
В либеральном лагере статья-речь Тургенева сочувствия не встретила. П.
В. Анненков отзывался о ней очень холодно: "...знаменитая, более остроумная
и блестящая, чем неотразимо убедительная речь Тургенева..." (Анненков и его
друзья, с. 436). В еженедельнике "Наше время", занимавшем в 1860 г. еще
умеренно либеральные позиции, критик М. И. Дараган упрекал Тургенева за то,
что тот прославил "мечтательного" Дон-Кихота, а не "положительного"