"Иван Сергеевич Тургенев. Записки охотника " - читать интересную книгу автора

взглянет на меня... сердце у меня так и покатится. А между тем ей все хуже
становилось, все хуже: умрет, думаю, непременно умрет. Поверите ли, хоть
самому в гроб ложиться; а тут мать, сестры наблюдают, в глаза мне смотрят...
и доверие проходит. "Что? Как?" - "Ничего-с, ничего-с!" А какое ничего-с, ум
мешается. Вот-с, сижу я однажды ночью, один опять, возле больной. Девка тут
тоже сидит и храпит во всю ивановскую... Ну, с несчастной девки взыскать
нельзя: затормошилась и она. Александра-то Андреевна весьма нехорошо себя
весь вечер чувствовала; жар ее замучил. До самой полуночи все металась;
наконец словно заснула; по крайней мере, не шевелится, лежит. Лампада в углу
перед образом горит. Я сижу, знаете, потупился, дремлю тоже. Вдруг, словно
меня кто под бок толкнул, обернулся я... Господи, Боже мой! Александра
Андреевна во все глаза на меня глядит... губы раскрыты, щеки так и горят.
"Что с вами?" - "Доктор, ведь я умру?" - "Помилуй Бог!" - "Нет, доктор, нет,
пожалуйста, не говорите мне, что я буду жива... не говорите... если б вы
знали... послушайте, ради Бога не скрывайте от меня моего положения! - А
сама так скоро дышит. - Если я буду знать наверное, что я умереть должна...
я вам тогда все скажу, все!" - "Александра Андреевна, помилуйте!" -
"Послушайте, ведь я не спала нисколько, я давно на вас гляжу... ради Бога...
я вам верю, вы человек добрый, вы честный человек, заклинаю вас всем, что
есть святого на свете, - скажите мне правду! Если б вы знали, как это для
меня важно... Доктор, ради Бога скажите, я в опасности?" - "Что я вам скажу,
Александра Андреевна, помилуйте!" - "Ради Бога, умоляю вас!" - "Не могу
скрыть от вас, Александра Андреевна, - вы точно в опасности, но Бог
милостив..." - "Я умру, я умру..." И она словно обрадовалась, лицо такое
веселое стало; я испугался. "Да не бойтесь, не бойтесь, меня смерть
нисколько не стращает". Она вдруг приподнялась и оперлась на локоть.
"Теперь... ну, теперь я могу вам сказать, что я благодарна вам от всей души,
что вы добрый, хороший человек, что я вас люблю..." Я гляжу на нее, как
шальной; жутко мне, знаете... "Слышите ли, я люблю вас..." - "Александра
Андреевна, чем же я заслужил!" - "Нет, нет, вы меня не понимаете... ты меня
не понимаешь..." И вдруг она протянула руки, схватила меня за голову и
поцеловала... Поверите ли, я чуть-чуть не закричал... бросился на колени и
голову в подушки спрятал. Она молчит; пальцы ее у меня на волосах дрожат;
слышу: плачет. Я начал ее утешать, уверять... я уж, право, не знаю, что я
такое ей говорил. "Девку, - говорю, - разбудите, Александра Андреевна...
благодарю вас... верьте... успокойтесь". - "Да полно же, полно, - твердила
она. - Бог с ними со всеми; ну, проснутся, ну, придут - все равно: ведь умру
же я... Да и ты чего робеешь, чего боишься? Подними голову... Или вы, может
быть, меня не любите, может быть, я обманулась... в таком случае извините
меня". - "Александра Андреевна, что вы говорите?.. я люблю вас, Александра
Андреевна". Она взглянула мне прямо в глаза, раскрыла руки. "Так обними же
меня..." Скажу вам откровенно: я не понимаю, как я в ту ночь с ума не сошел.
Чувствую я, что больная моя себя губит; вижу, что не совсем она в памяти;
понимаю также и то, что не почитай она себя при смерти, - не подумала бы она
обо мне; а то ведь, как хотите, жутко умирать в двадцать пять лет, никого не
любивши: ведь вот что ее мучило, вот отчего она, с отчаянья, хоть за меня
ухватилась, понимаете теперь? Ну не выпускает она меня из своих рук.
"Пощадите меня, Александра Андреевна, да и себя пощадите, говорю". - "К
чему, - говорит, - чего жалеть? Ведь должна же я умереть..." Это она
беспрестанно повторяла. "Вот если бы я знала, что я в живых останусь и опять