"Иван Сергеевич Тургенев. Записки охотника " - читать интересную книгу автора

места для жительства, непременно отбивали десятины две хорошей земли под
фруктовый сад с липовыми аллеями. Лет через пятьдесят, много семьдесят, эти
усадьбы, "дворянские гнезда", понемногу исчезали с лица земли, дома сгнивали
или продавались на своз, каменные службы превращались в груды развалин,
яблони вымирали и шли на дрова, заборы и плетни истреблялись. Одни липы
по-прежнему росли себе на славу и теперь, окруженные распаханными полями,
гласят нашему ветреному племени о "прежде почивших отцах и братиях".
Прекрасное дерево - такая старая липа... Ее щадит даже безжалостный топор
русского мужика. Лист на ней мелкий, могучие сучья широко раскинулись во все
стороны, вечная тень под ними.
Однажды, скитаясь с Ермолаем по полям за куропатками, завидел я в
стороне заброшенный сад и отправился туда. Только что я вошел в опушку,
вальдшнеп со стуком поднялся из куста, - я выстрелил, и в то же мгновенье, в
нескольких шагах от меня, раздался крик: испуганное лицо молодой девушки
выглянуло из-за деревьев и тотчас скрылось. Ермолай подбежал ко мне. "Что вы
здесь стреляете: здесь живет помещик".
Не успел я ему ответить, не успела собака моя с благородной важностью
донести до меня убитую птицу, как послышались проворные шаги, и человек
высокого росту, с усами, вышел из чаши и с недовольным видом остановился
передо мной. Я извинился, как мог, назвал себя и предложил ему птицу,
застреленную в его владениях.
- Извольте, - сказал он мне с улыбкой, - я приму вашу дичь, но только с
условием: вы у нас останетесь обедать.
Признаться, я не очень обрадовался его предложению, но отказаться было
невозможно.
- Я здешний помещик и ваш сосед, Радилов, может, слыхали, - продолжал
мой новый знакомый. - Сегодня воскресенье, и обед у меня, должно быть, будет
порядочный, а то бы я вас не пригласил.
Я отвечал, что отвечают в таких случаях, и отправился вслед за ним.
Недавно расчищенная дорожка скоро вывела нас из липовой рощи; мы вошли в
огород. Между старыми яблонями и разросшимися кустами крыжовника пестрели
круглые бледно-зеленые кочаны капусты; хмель винтами обвивал высокие
тычинки; тесно торчали на грядах бурые прутья, перепутанные засохшим
горохом; большие плоские тыквы словно валялись на земле; огурцы желтели
из-под запыленных угловатых листьев; вдоль плетня качалась высокая крапива;
в двух или трех местах кучами росли: татарская жимолость, бузина, шиповник -
остатки прежних "клумб". Возле небольшой сажалки, наполненной красноватой и
слизистой водой, виднелся колодезь, окруженный лужицами. Утки хлопотливо
плескались и ковыляли в этих лужицах; собака, дрожа всем телом и жмурясь,
грызла кость на поляне; пегая корова тут же лениво щипала траву, изредка
закидывая хвост на худую спину. Дорожка повернула в сторону; из-за толстых
ракит и берез глянул на нас старенький, серый домик с тесовой крышей и
кривым крылечком. Радилов остановился.
- Впрочем, - сказал он, добродушно и прямо посмотрев мне в лицо, - я
теперь раздумал; может быть, вам вовсе не хочется заходить ко мне: в таком
случае...
Я не дал ему договорить и уверил его, что мне, напротив, очень приятно
будет у него отобедать.
- Ну, как знаете.
Мы вошли в дом. Молодой малый, в длинном кафтане из синего толстого