"Иван Сергеевич Тургенев. Записки охотника " - читать интересную книгу автора

старик, - человек-то ты сумасшедший вовсе!
- А что ж, дядюшка, не вы ли сами мне говорить изволили...
- Знаю, знаю, что ты мне скажешь, - перебил его Овсяников, - точно: по
справедливости должен человек жить и ближнему помогать обязал есть. Бывает,
что и себя жалеть не должен... Да ты разве все так поступаешь? Не водят тебя
в кабак, что ли? не поят тебя, не кланяются, что ли: "Дмитрий Алексеич, -
дескать, - батюшка, помоги, а благодарность мы уж тебе предъявим", - да
целковенький или синенькую из-под полы в руку? А? не бывает этого? сказывай,
не бывает?
- В этом я точно виноват, - отвечал, потупившись, Митя, - но с бедных я
не беру и душой не кривлю.
- Теперь не берешь, а самому придется плохо - будешь брать. Душой не
кривишь... эх, ты! Знать, за святых все заступаешься!.. А Борьку Переходова
забыл?.. Кто за него хлопотал? Кто покровительство ему оказывал, а?
- Переходов по своей вине пострадал, точно...
- Казенные деньги потратил... Шутка!
- Да вы, дядюшка, сообразите: бедность, семейство...
- Бедность, бедность... Человек он пьющий, азартный - вот что!
- Пить он с горя начал, - заметил Митя, понизив голос.
- С горя! Ну, помог бы ему, коли сердце в тебе такое ретивое, а не
сидел бы с пьяным человеком в кабаках сам. Что он красно говорит, - вишь,
невидаль какая!
- Человек-то он добрейший...
- У тебя все добрые... - А что, - продолжал Овсяников, обращаясь к
жене, - послали ему... ну, там, ты знаешь...
Татьяна Ильинична кивнула головой.
- Где ты эти дни пропадал? - заговорил опять старик.
- В городе был.
- Небось все на биллиарде играл да чайничал, на гитаре бренчал, по
присутственным местам шмыгал, в задних комнатках просьбы сочинял, с
купецкими сынками щеголял? Так ведь?.. Сказывай!
- Оно, пожалуй, что так, - с улыбкой сказал Митя... - Ах, да! чуть было
не забыл: Фунтиков, Антон Парфеныч, к себе вас в воскресенье просит
откушать.
- Не поеду я к этому брюхачу. Рыбу даст сотенную, а масло положит
тухлое. Бог с ним совсем!
- А то я Федосью Михайловну встретил.
- Какую это Федосью?
- А Гарпенченки помещика, вот что Микулино сукциону купил. Федосья-то
из Микулина. В Москве на оброке жила в швеях и оброк платила исправно, сто
восемьдесят два рубля с полтиной в год... И дело свое знает: в Москве заказы
получала хорошие. А теперь Гарпенченко ее выписал, да вот и держит так,
должности ей не определяет. Она бы и откупиться готова, и барину говорила,
да он никакого решения не объявляет. Вы, дядюшка, с Гарпенченкой-то
знакомы, - так не можете ли вы замолвить ему словечко?.. А Федосья выкуп за
себя даст хороший.
- Не на твои ли деньги? ась? Ну, ну, хорошо, скажу ему, скажу. Только
не знаю, - продолжал старик с недовольным лицом, - этот Гарпенченко, прости
Господи, жила: векселя скупает, деньги в рост отдает, именья с молотка
приобретает... И кто его в нашу сторону занес? Ох, уж эти мне заезжие! Не