"Татьяна Туринская. Сволочь ты, Дронов!" - читать интересную книгу автора

Альке хотелось раскрутить болванку на шнурке и словно бы нечаянно
треснуть непрошенного гостя по башке. По собственному опыту знала - хлопот с
телевизором теперь не оберешься. Скорее всего, не один вечер им с матерью
теперь придется довольствоваться не столько изображением на так называемом
голубом, а на самом деле черно-белом экране, сколько звуком. Потому что от
чертовых полос теперь вовек не избавишься. Злость клокотала в ней, но
вежливость по отношению к старшим, с детства вбиваемая матерью в ее бедную
голову, Алька усвоила очень хорошо. Наружу свой гнев старалась не выпускать,
а потому полностью сосредоточилась на проклятущей ручке и шнурке с грузилом.
Где уж ей было подумать о том, что майка задралась до неприличия, что сзади
стоит взрослый мужик и смотрит на нее голодными глазами.
Опомнилась только тогда, когда сосед нагло прижался к ней, навалился
сзади, сгреб в охапку. От неожиданности Алька застыла, как статуя. Какой там
кричать, когда даже дышать не получалось? Страх, ужас сковали ее в мгновение
ока. И почему-то стыд. Хотя вообще-то стесняться должен был бы насильник, а
не жертва.
Соседу же, судя по всему, стыдно не было. Уж какие чувства им владели -
Альке сие было неведомо, но догадывалась, что уж точно не стыд. Впрочем, она
даже и не пыталась догадываться, при всем своем желании она не смогла бы в
эту минуту предаваться особым рассуждениям. Потому что уже буквально через
мгновение почувствовала на голом своем животе чужую хищную руку. Алька
машинально схватила ее, пытаясь оторвать от себя, оттолкнуть. Однако Дронов
был явно сильнее. И вместо того, чтобы убраться к чертовой матери не только
из-под Алькиной футболки, но и вообще из ее дома, жадно скользнул выше,
словно бы проверяя, что же там у Альки такое интересное, из-за чего же это
рисунок на ее майке, и без того расплывчатый, разъезжается, деформируется
еще больше. В то же время другой рукой нагло скользнул под трусики...
Алькиному возмущению не было предела, однако ни крикнуть, ни
взвизгнуть, ни даже оттолкнуть негодяя она не смогла. Как ни была напугана,
как ни была возмущена, но в это мгновение верх в ней одержали другие
чувства, другие эмоции. Когда просыпается тело, голос разума становится
тихим до неприличия. Потому что чужие вероломно-неприятельские руки
оказались такими настойчивыми и такими теплыми одновременно. Потому что
Алькина грудь, кажется, сама собою впрыгнула в его ладонь и удобненько там
устроилась, разомлелась от чужого тепла. Потому что уж совершенно
неприлично-сладострастно Алька то ли ахнула, то ли застонала возбужденно от
вторжения в тайные свои глубины чужого длинного пальца, скользнувшего
разведчиком в запретную зону. Потому что от внезапного возбуждения, от
прилива крови едва не лишилась чувств. Потому что как бы ни было противно и
гадко душе от наглого внедрения в ее жизнь отвратительного соседа, телу в
эту минуту было так хорошо, как никогда ранее. Богатым опытом сексуальной
жизни Алька похвастать, правда, не могла, и сравнивать ощущения было почти
что не с чем, но уже с первого мгновения ей вдруг стало понятно, что Витька
Кузнецов, каким бы завидным парнем ни казался, рядом с насильником, можно
сказать, и близко не стоял...
Алька инстинктивно сжала тазовые мышцы - то ли запоздалая попытка
прикрыть свою тайну от неприятеля, не пропустить врага, то ли, напротив,
намереваясь задержать нарушителя границы, взять его в плен, арестовать,
оставить навсегда там, куда явился непрошенным. Тело ее сладострастно
выгнулось навстречу соседу, словно бы уже приглашая: ну что ж, раз уж пришел