"Гарри Тертлдав. Чудо-занудо (Авт.сб. "Дело о свалке токсичных заклинаний")" - читать интересную книгу автора

стоявшей в помещении, Гондон не придал значения. Точно так же не обратил
внимания он и на груду мумифицированных тел у входа - то были останки
героев, отважившихся ворваться сюда и околдованных занудством чудища.
Форму же свою они сохраняли из-за невозможности даже разлагаться в такой
вони.
И зловещий бесцветный голос обратился с тем же выражением к троянцу.
Если верить преданию, Чудо-Занудо говорило о своем ревматизме, но так
монотонно, таким бесцветным голосом, что слова теряли всякий смысл, а
нижняя челюсть сама отвешивалась в чудовищном зевке. Сон-Амок же в своем
чертоге смотрел, хихикая, как мерзкая тварь околдовывает несчастного
варвара.
Веки Гондона начали слипаться. Но, незаметно для него самого, веки
Сон-Амока - тоже! Ибо никогда еще великий колдун и чародей не наблюдал,
как Чудо-Занудо забавляется со своими жертвами, и сам он оказался
беспомощным перед его занудством. Он тихо всхрапнул и упал мордой в
сливовое пюре.
И так уж случилось, что Гондон оказался более стойким к черному
занудству стража бедного Илагабалуса. Он забыл все советы служанки, забыл
и маленькие белые пилюли, изготовленные для защиты от Чуда-Зануда
магом-ренегатом по имени Амфет-Амин. Но собственных сил его оказалось куда
больше, чем можно было ожидать. С одной стороны, он, как любой варвар,
часто охотился на диких чудищ в лесах дикой родины; с другой - как любой
варвар, терпеть не мог ораторского искусства. Ибо сам он с трудом мог
связать три слова подряд, а слушать чужое красноречие было для него хуже
горькой редьки. Так вот, подавив зевоту, он повернулся к Чуду-Зануду и
поднял топор:
- А ну заткнись!
Но чудище никак не могло поверить в то, что его ораторский талант
пропадает впустую. "Также и отвар редиса в соленой воде помогает, будучи
приложенным к суставам, но ненадолго..." - продолжало вещать оно.
- Хватит! - рявкнул Гондон, и его топор рассек зловонную серую плоть
Чуда-Зануда. Вопль, изданный последним, никак нельзя было назвать
усыпляющим, но снова и снова поражал Гондон ненасытную тварь. И наконец
топор вонзился в самую сердцевину Чудина Занудства. Клубы зловонных газов
заполнили помещение; с предсмертным воплем Чудо рухнуло замертво, а рядом
рухнул Гондон.
Когда он очнулся, голова его раскалывалась - отчасти от испущенных
Чудом газов, отчасти от тяжелейшего похмелья. Стеная, поднялся он на ноги;
даже царивший в логове Чуда-Зануда полумрак больно резал ему глаза. А
из-за толстой дубовой двери, у которой лежали останки Чуда, доносился
чей-то голос: "Кто пришел спасти Илагабалуса?"
Не без усилия поднял варвар свой топор и начал крушить эту последнюю
преграду (то, что он наносит ущерб чужой собственности, его нимало не
беспокоило). Пока он прорубался через толщу дубовых досок, чья-то бледная
исхудалая рука просунулась в щель и повернула дверную ручку. Незапертая
дверь распахнулась, и Илагабалус вышел на свободу.
Это был изящного сложения молодой человек, облаченный в шелк (точнее,
теперь это были шелковые лохмотья). Из шелка же была и повязка на его
глазах, ибо был он слеп как крот.
- Отважный сэр, - произнес он, протянув руку по направлению к Гондону.