"Александр Твардовский. Из утраченных записей " - читать интересную книгу автора

И, прежде чем гармонист оборвал, я вспомнил, когда еще я слушал такую
игру на баяне и смотрел пляску вроде этой. Это было где-то под Юхновом, в
зимнем лесу, полном дыма и пара, шедшего из сугробов, под которыми глубоко в
промерзшей земле укрывалась окопная жизнь. Как это далеко отсюда, как это
давно было!
Плясала тогда на кругу, под сосновыми накатами большого блиндажа, одна
женщина с петлицами военного врача. Она была родом из Белоруссии и
запомнилась мне еще потому, что при вручении ей в тот вечер ордена сказала
вместо: "Служу Советскому Союзу" - "Служу советскому народу", - и страшно
смутилась, думая, что допустила непоправимую ошибку. А потом разошлась и
плясала до пота родную "Лявониху".
Ах, "Лявониха", милая песня, вон как ты далеко побывала и назад
воротилась!..
Мы потихоньку вышли. Застоявшийся "виллис" рванулся по еще светлому
шоссе. И долго в пути его ход складывался нам на мотив: "Ах, Лявониха,
Лявониха моя..."
И я вспомнил, что мог вспомнить из этой песни, подбирая строчку к
строчке и, должно быть, изменяя что-нибудь, путая белорусский с русским,
подставляя недостающие слова, чтобы только не терять лада, надолго в пути
захватившего мою душу:


А Лявониху Лявон полюбiу,
Лявониси чаровiчкi кушу,
Лявониха, душа ласковая,
Чаровiчкамi паляскивала.
А чому ж тебе Пярун не забiy,
Як ты мяне у маладосьш любiу...


Мировой дед

Где-то на Витебщине, не то еще где в Белоруссии в пору, когда фронт уже
откатился далеко да запад и о войне в той местности начали забывать, вдруг
на околице тихой лесной деревушки упал и с жестким грохотом разорвался
снаряд. Затем другой, третий, пошло и пошло греметь. Убило корову и поранило
девочку лет семи-восьми, что стояла при ней с хворостиной. Загорелась чья-то
банька, с треском упала старая, дуплистая груша, оставляя высокий
расщепленный пень. Разрывы относило все южнее, юго-западнее, и видно было,
что обстрел идет по какой-то дуге или по кругу. Вскоре люди опамятовались,
кинулись туда-сюда, поскакали верховые, затрещали сельские телефоны,
всполошились власти. Из района на место прикатили две грузовые машины с
вооруженными людьми. Народ все бывалый, давай по слуху угадывать, откуда
идет пальба. Оцепили лес, подбираются ближе и ближе на звук выстрелов.
Все можно было думать, но то, что обнаружили в лесу, на пустынной
полянке, в голову не могло никому прийти. На полянке стояла легкая полевая
пушка, вокруг валялись снарядные ящики, прикрытые давно осыпавшимся
хворостом, а возле пушки управлялся один-единственный совершенно одичалого
вида немец. Он был в лохмотьях, без шапки, длинные волосы и борода
склеились, как птичье гнездо. Движения немца были, как у заведенного,