"Марк Твен. Приключения Гекльберри Финна." - читать интересную книгу автора

похоже, голова сидит, как в печной трубе. Поглядите, говорю, вот какую
шляпу приходится носить, а ведь я из первых богачей в городе, только вот
никак не могу добиться своих прав".
Да, замечательное у нас правительство, просто замечательное! Ты только
послушай. Был там один вольный негр из Огайо - мулат, почти такой же
белый, как белые люди. Рубашка на нем белей снега, шляпа так и блестит, и
одет он хорошо, как никто во всем городе: часы с цепочкой на нем золотые,
палка с серебряным набалдашником - просто фу-ты ну ты, важная персона! И
как бы ты думал? Говорят, будто он учитель в каком-то колледже, умеет
говорить на разных языках и все на свете знает. Да еще мало того. Говорят,
будто он имеет право голосовать у себя на родине. Ну, этого я уж не
стерпел. Думаю, до чего ж мы этак дойдем? Как раз был день выборов, я и
сам хотел идти голосовать, кабы не хлебнул лишнего, а когда узнал, что
есть у нас в Америке такой штат, где этому негру позволят голосовать, я
взял да и не пошел, сказал, что больше никогда голосовать не буду. Так
прямо и сказал, и все меня слышали. Да пропади пропадом вся страна - все
равно я больше никогда в жизни голосовать не буду! И смотри ты, как этот
негр нахально себя ведет: он бы и мне дороги не уступил, кабы я его не
отпихнул в сторону. Спрашивается, почему этого негра не продадут с
аукциона? Вот что я желал бы знать! И как бы ты думал, что мне ответили?
"Его, говорят, нельзя продать, пока он не проживет в этом штате полгода, а
он еще столько не прожил". Ну, вот тебе и пример. Какое же это
правительство, если нельзя продать вольного негра, пока он не прожил в
штате шести месяцев? А еще называется правительство, и выдает себя за
правительство, и воображает, будто оно правительство, а целые полгода с
места не может сдвинуться, чтоб забрать этого жулика, этого бродягу,
вольного негра в белой рубашке и...
Папаша до того разошелся, что уж не замечал, куда его несут ноги, - а они
его не больно-то слушались, так что он полетел вверх тормашками,
наткнувшись на бочонок со свининой, ободрал себе коленки и принялся
ругаться на чем свет стоит; больше всего досталось негру и правительству,
ну и бочонку тоже, между прочим, влетело порядком. Он довольно долго
скакал по комнате, сначала на одной ноге, потом на другой, хватаясь то за
одну коленку, то за другую, а потом как двинет изо всех сил левой ногой по
бочонку! Только напрасно он это сделал, потому что как раз на этой ноге
сапог у него прорвался и два пальца торчали наружу; он так взвыл, что у
кого угодно поднялись бы волосы дыбом, повалился и стал кататься по
грязному полу, держась за ушибленные пальцы, а ругался он теперь так, что
прежняя ругань просто в счет не шла. После он и сам это говорил. Ему
приходилось слышать старика Соуберри Хэгана в его лучшие дни, так будто бы
он и его превзошел; но, по-моему, это уж он хватил через край.
После ужина отец взялся за бутыль и сказал, что виски ему хватит на две
попойки и одну белую горячку. Это у него была такая поговорка. Я решил,
что через какой-нибудь час он напьется вдребезги и уснет, а тогда я украду
ключ или выпилю кусок бревна и выберусь наружу; либо то, либо другое. Он
все пил и пил, а потом повалился на свое одеяло. Только мне не повезло. Он
не уснул крепко, а все ворочался, стонал, мычал и метался во все стороны;
и так продолжалось очень долго. Под конец мне так захотелось спать, что
глаза сами собой закрывались, и не успел я опомниться, как крепко уснул, а
свеча осталась гореть.