"Юрий Тынянов. Пушкин. Лицей. (часть 2)" - читать интересную книгу автора

Он вдруг перестал думать о войне, которая уже с год грозила
государству, как будто опасности вовсе не было. Но Карамзин, Карамзин был
страшнее всего. И это надлежало обдумать сегодня же и нимало не медля.
Он взял с полки "Дон-Кихота" и, раскрыв наугад, стал читать. Как
всегда, любимая книга его успокоила. Дружба толстого Панса с сухопарым
дворянином была самой высокой поэзией, какую он знавал. Одиночество
исчезло, все приняло опять вид прочный и удобообозримый. Почитав с
полчаса, он отложил книгу и своим ровным круглым почерком написал на
листке: "Об особенном лицее. {Все} состояния".
Дело было новое и важности чрезвычайной: о воспитании великих князей,
из которых один был, возможно, наследник престола. Оно было поручено ему
как бы вскользь, среди других важных разговоров, в прошлое свиданье самим
императором и так, как умел делать император: словно это не было
поручение, а только ни к чему не обязывающий вопрос с его стороны.



[178]

2

Было замечено, что в последний год император вдруг несколько раз
начинал говорить о своих братьях. Братских чувств у него не было. Со
времени смерти отца его вскоре исполнялось десять лет, и за это время он
видел братьев всего два раза. Они были всецело на попечении матери и жили
теперь то в Гатчине, то в Павловске, занимаясь военными играми. В Гатчину
же он не ездил. Он, может быть, иначе относился бы к ним, если бы как-то
раз, заговорив о них с матерью, не заметил на ее лице хорошо знакомого
выражения: страха и гадливости. Он прекратил разговор.
Собственная вежливость угнетала его. С детства он был перед всеми
виноват. Перед императрицею за то, что при ней ласкался к отцу, чего не
делать не мог, потому что боялся отца более всего на свете, и перед отцом
- сначала без вины, а потом и в действительности. Он знал о заговоре,
стало быть участвовал в убийстве отца; короче, был отцеубийцею. Теперь он
уже десятый год нес свою вину перед матерью, которая молча считала себя
естественною наследницею убитого, а сына - преступником, и перед женою.
Его женили еще мальчиком. Он относился к жене, холодной и меланхолической
баденской принцессе, с легким отвращением. Несмотря на то что жена его уже
много лет была русскою императрицею, она все не могла привыкнуть к этому и
по-прежнему оставалась баденской принцессой. Со злостью он принуждал себя
появляться в ее обществе. Полька Нарышкина была его любовницей. У любимой
сестры, Екатерины, которая ни перед чем не останавливалась и
необузданностью напоминала брата Константина, он также находил некоторое
утешение. Теперь она была выдана замуж и жила в Твери.
У него был сиплый голос и бешеный нрав его отца; но он с детства
привык владеть собою и улыбаться своему воспитателю, придворным,
иностранцам. Потом появилась любовь к чтению, тонкость разговора и,
наедине с собою, мечтания. Он часами, привыкнув к улыбке, не сгонял ее с
лица и сидел, созерцая и ничего не видя. Видевшие его в такие минуты
фрейлины говорили, что у него ангельская улыбка. Глаза его были