"Юрий Тынянов. Пушкин и его современники" - читать интересную книгу автора

Пушкина, т. I. СПб., 1855, стр. 110 (в дальнейшем - Анненков. Материалы).
**** "Литературные портфели", т. I. Изд. "Атеней", 1923, стр. 72-75.
Подготовил к печати Б. В. Томашевский.
Таким образом, в 1824, 1825 гг. битвы классиков и романтиков были
оттеснены на задний план битвами "славян", борьбой архаистов.[3]

2

По отношению к архаистам в истории русской литературы учинена
несправедливость, в ней сказывается влияние победившего литературного
течения. Это отразилось и на объеме изучения архаистических направлений в
литературе первой половины XIX в.
Прежде всего, один из распространенных взглядов - отожествление всего
архаистического движения и его различных подразделений с "Беседой", а
"Беседы" с Шишковым, - при ближайшем рассмотрении оказывается
неправильным.[4] Архаисты не ограничивались "Беседой"; в заметке
Кюхельбекера они разбиты на два лагеря, которым соответствуют разные фазы
архаистического течения. "Классиками славян" он называет крайнее и притом
старшее течение, "романтиками" - более сложное, комбинированное и притом
младшее течение; заметим, что за исключением Шаховского все перечисленные
"романтики славяне" не состояли членами "Беседы" и литературная деятельность
их развилась после ее распада. Поэтому членов "Беседы" и современников ее,
литературно ей родственных, можно назвать старшими архаистами, а вторую
группу - младшими архаистами. Таким образом, было бы неправильно все
особенности "Беседы" переносить на архаистическое направление в целом.
Вместе с этим рушится общественная характеристика реакционности, которая
отличает только общественную деятельность "Беседы" и не распространяется за
ее пределы.
Архаистическое течение сознавало себя поначалу течением чисто
литературным, и только впоследствии, в определенный период, часть
архаистов - "Беседа" соединилась с общественной реакцией, окрасив до наших
дней в одиозный цвет и самую литературную теорию архаистов и сделав
непонятной для исследователей связь младших архаистов, бывших в общественном
и политическом отношении радикалами и революционерами, с их старшим
поколением, по преимуществу общественными и политическими реакционерами.
Грот пишет по этому поводу: "Говорят.. . что Шишков в сущности ратовал
не за язык, а за чистоту веры и нравственности. С этим нельзя согласиться:
сначала не было и речи о чем-либо ином, кроме слога, которого порча
приписывалась только пристрастному предпочтению французского языка и
французскому воспитанию; потом, уже в конце своего "Рассуждения", Шишков,
чувствуя недостаточность прямых доводов, прибегнул к другим и задел своих
противников опасением за их религиозные и патриотические чувства. Чем далее
шла полемика, тем более пользовался он этою уловкой, но спорившие с ним
очень хорошо понимали настоящий смысл ее, и Дашков умно заметил: "Он считает
всякое оружие против соперников своих законным", а в другом месте: "Зачем к
обыкновенным суждениям о словесности примешивать посторонние укоризны в
неисполнении обрядов, предписанных церковью".* Эта примесь политически
общественного момента настолько иногда искажала литературную сущность дела,
практическая полемика настолько спутывала литературные деления, что почетным
членом "Беседы" из политических соображений был выбран не кто иной, как сам