"Юрий Тынянов. Пушкин и его современники" - читать интересную книгу автора

слишком мил; живому человеку нельзя быть любезнее" и т. д.
* См. "Сын отечества", 1816, ч. 30. стр. 150-160.
Крайне любопытно то место статьи, где Грибоедов протестует против
требований "пристойности", заодно задевая Жуковского: "Стих "В ней уляжется
ль невеста" заставил рецензента стыдливо потупить взоры: в ночном мраке,
когда робость любви обыкновенно исчезает, Ольга не должна делать такого
вопроса любовнику, с которым готовится разделить брачное ложе. - Что ж ей?
предаться тощим мечтаниям любви идеальной? - Бог с ними, с мечтателями;
ныне, в какую книжку ни заглянешь, что ни прочтешь, песнь или послание,
везде мечтания, а натуры ни на волос".
Нападение "молодого кандидата Беседы" (так назвал Грибоедова Батюшков)
замечательно тем, что перенесло борьбу с литературным эстетизмом в новую
плоскость. Младшие архаисты избирают объектом нападения на всем протяжении
20-х годов главным образом Жуковского. Это не значит, конечно, что
прекращаются нападки па Карамзина и Дмитриева; но в течение 20-х годов
Карамзин и Дмитриев были не столько литературными деятелями, сколько
авторитетами. На неприкосновенность этих авторитетов и нападают архаисты. В
этом смысле и пишет Катенин * в 1828 г.: "Слова всей нахальной шайки:
столько услуг, столько заслуг заслуживают сильного возражения; что за
неприкосновенная святыня в словесности? Что ж такое на поверку Карамзин и
Дмитриев? Мои безделки и мои безделки".
В 1834 г. он радуется по поводу статьи Сенковского "Скандинавские
саги". "Заметьте, что persiflage ** над Карамзиным уже не считается за
уголовное преступление". Между тем отношение к Карамзину как таковому у
Катенина вовсе не "хулительское" и даже осторожное. Он требует осторожной
критики "Истории" Карамзина, отмежевываясь от Каченовского.
В 20-х годах центральное место в полемике занял живой и центральный
поэт Жуковский.
Но Жуковский был объектом нападений и вследствие спорности своей
позиции. И в вопросах стиля, и в вопросах тем, и в большом вопросе о
лирических жанрах он занимает половинчатое положение новатора-реформиста,
сглаживающего острые углы литературных вопросов, и не удовлетворяет ни своих
друзей, ни врагов. Порою кажется, что "своих" он не удовлетворяет даже
больше, чем врагов. Вяземский не может примириться с однообразием его тем.
"Жуковский слишком уже мистицизмует, то есть слишком часто обманываться не
надобно: под этим туманом не таится свет мысли... Он так наладил одну песню,
что я, который обожаю мистицизм поэзии, начинаю уже уставать... Поэт должен
выливать свою душу в разнообразных сосудах, Жуковский более других должен
остерегаться от однообразия: он страх как легко привыкает". ***
Эту борьбу против тем Жуковского с еще большей энергией ведут,
разумеется, архаисты. Кюхельбекер в своем выступлении 1824 г. пародирует
темы Жуковского, почти буквально перечисляя особенности пейзажа элегистов
его направления, Катенин в 1828 г. связывает движение архаистов с борьбой
против стиля и тем Жуковского в стихах и Бестужева в прозе: "Все, везде и
всегда возвращаются к почтенной старине, наскучив фиалками, незримым и
шашками узденей". ****
* См. также соответствующие места в кн. "Письма П. Л. Катенина к Н. И.
Бахтину" (Материалы для истории русской литературы 20-х и 30-х годов XIX
в.). Со вступительной статьей и примечаниями А. А. Чебышева. М., 1911, стр.
104-105, 152-153, 220 (в дальнейшем - "Письма П. А. Катенина к Н. И.