"Дубравка Угрешич. Форсирование романа-реки " - читать интересную книгу автора

пальцем по кромке белой накрахмаленной салфетки, затем по краю чашки, отпил
глоток чая, потом пересчитал, прикасаясь подушечкой пальца, зубцы не
понадобившейся ему вилки... Если бы вдруг все эти предметы - салфетка,
чашка, вилка - стали вдруг невидимыми, наблюдателю могло бы показаться, что
Хосе Рамон чертит в воздухе какие-то магические линии. А на самом деле Хосе
Рамон повторял про себя строчки своего нового стихотворения, и
бессознательное движение указательного пальца по кромке белой накрахмаленной
салфетки означало, вероятно, время звучания одной строки, по краю чашки -
второй...
Из-за своих коммунистических убеждений Хосе Рамон Эспесо во времена
Франко несколько раз попадал в тюрьму. Он и сейчас считал себя коммунистом,
хотя теперь это уже было не так важно ни ему, ни окружающим. Находясь за
стенами Карабанчелы, он часто представлял себе скрытые штукатуркой ряды
кирпичей, как они сложены, какого размера, сколько их там. Так он приводил в
равновесие свой внутренний мир и обуздывал страх. Сочиняя стихи, Хосе Рамон
обращался со словами, как с кирпичами. Он оценивал, шершавые они или
гладкие, хрупкие или прочные, ощупывал их края, совершенно так, будто брал
кирпичи в руку и прикидывал их вес. Он складывал слова в стихи так, будто
клал кирпичную кладку, возводил прочную стенку из слов. Он часто представлял
себе один-единственный кирпич, с помощью которого можно было, как ключом,
открыть всю стену, который, на вид такой же, как и другие, был фальшивым,
который нужно было искать, долго и мучительно простукивая, прощупывая стену
и вслушиваясь в звук. Такие слова-кирпичи Хосе Рамон стал встраивать в свои
стихи, и, если их удавалось найти, они изменяли, сдвигали, переворачивали
или расширяли смысл стихотворения, освещая его другим светом, светом из
трещины, идущим с внешней стороны. Иногда он находил много таких слов, целые
стихотворения, а иногда этот другой смысл возникал без видимого его участия,
и он раскрывал его позже.
Начал он это делать из-за цензуры - его развлекала волнующая игра в
прятки, о которой, правда, знал только он один, - но продолжал и потом,
когда необходимость в этом уже отпала. Его, правда, раздражали ленивые
критики, которым было лень разгадывать, где лежат сознательно встроенные
ключевые слова шифра. Они читали стихи так же, как смотрели бы на стену, не
подозревая, что один из кирпичей в ней фальшивый. Именно из-за этого Хосе
Рамон писал к некоторым стихам комментарии и хранил их в квартире своей
матери Луизы.
Когда он кончил завтракать, было всего лишь семь тридцать. Он прошелся
по почти пустому вестибюлю, а потом, поинтересовавшись у любезного портье,
где находится Хрустальный зал, узнал попутно, что в отеле есть сауна и
бассейн.
Неожиданная возможность поплавать перед началом заседания показалась
Хосе Рамону прекрасной. А когда он услышал от молодой дежурной у входа в
бассейн, что можно взять напрокат плавки, махровое полотенце и резиновую
шапочку, то решил сделать это немедленно.
- Вероятно, у вас тут есть музыка? - спросил он девушку на плохом
английском языке, как будто это было нечто само собой разумеющееся и как
будто бассейны без музыки настоящая редкость.
- Ммм... есть, - сказала женщина и сама удивилась своему ответу.
Бассейн был пуст, музыку включали, только когда было много купающихся, а
такое случалось редко. Может быть, дежурную смутил необычный вид Хосе