"Виктория Угрюмова, Олег Угрюмов. Дракон Третьего Рейха" - читать интересную книгу автора Женщина аж вскинулась, но моментально оценила расстановку сил и снова
взяла себя в руки. Она изобразила на лице еще более натянутую и нелепую улыбку, демонстрируя при этом великолепные белые зубы, и принялась объяснять все заново, как говорится - на пальцах. Немного есть в мире народов, которые умеют так жестикулировать, и все они сосредоточены в основном гораздо южнее Берлина. Одним словом, немцы к ним не относятся, и потому Дитрих как завороженный следил за порхающими в воздухе руками поселянки. - Ну вот, ты опять ничего не понял, башка тевтонская! Я же тебе говорю, я нихц партизана! Я есть тот, кто жить на селе и разводить курка, млеко, яйко, ферштейн зи? Ты вообще по-немецки шпрехаешь или как? Шпрехен зи дойч, спрашиваю?! Ферштейн? - О! Йа, йа! Ферштейн! - машинально откликнулся немного ошалевший Дитрих и тут же поспешил уточнить, чтобы фрау еще чего доброго не заподозрила, что он не понимает: - Курка, млеко, яйко очен любьит кушайт доплесный немеский зольдат! - Ну наконец-то, разобрались! Слава Богу! - с облегчением выдохнула она. О наболевшем, как известно, говорят с кем угодно, особенно же с тем, кто сможет тебя понять. Дитрих в этом смысле не был исключением, и потому он продолжил с упорством, присущим прусскому офицеру: - Та, расабралис! Тепьерь ты ехайт с нами и дафать курка, млеко, яйко! Феликий Германья и фьюрер тебья никокта не забыфать са этот допрый... как это коворьить по-русски?.. - И он страдальчески сморщился, пытаясь вспомнить нужное слово. Германьей! Я, может, и покажу тебе дорогу, но только из своих соображений и при одном условии - вы от меня отвяжетесь, понимаешь, фашистская твоя рожа? Оставите меня в покое! У меня свои дела - у вас свои. Встретились нечаянно, а теперь разойдемся как в море корабли. И чтобы я от вас по степи больше в валенках не куролесила, ферштейн зи - нет? - Латно, ферштейн, - с неподражаемым достоинством ответствовал на это Дитрих. А что взять с женщины? Она является существом несовершенным, даже если у нее такой точеный античный профиль. - Я делайт вид, что не слышат тфой глюпый больтофня. Ты покасыфайт, где ест курка, млеко, яйко. И есчо, ты ест не куролейсить по степи в фаленках, а ест залесат съюда, ко мне, на бистрый немеский панцер. - Знаю я твой "бистрый немеский панцер" - уже и душу, и глаза намозолил. Руку даме дай, что уставился гляделками? Или у вас там в Германьи такое не заведено? Последнее слово поставило Дитриха в тупик, и он спросил с доверчивостью ученого-натуралиста: - Что значит ест "зафедено"? Почьему я не знайт такой руский слофо? - Заведено - это когда... ну, понимаешь, нет? Вот твой дурацкий панцер сейчас гыр-гыр-гыр-гыр: за-ве-ден. - Она ритмично поколотила кулаком по танку в такт словам. - Соображаешь?! Заведен - это когда я, как дура, значит, здесь внизу должна кричать, чтобы ты там, наверху, хорошо меня слышал, наглая твоя фашистская морда! Соображаешь, ферштейн?! - И, бросив короткий взгляд на меняющееся на глазах выражение лица немца, пробормотала: |
|
|