"Николай Ульянов. Скрипты: Сборник статей" - читать интересную книгу автора

необходимости оправдывать и мотивировать желание сказать несколько слов о
ново-эмигрантской литературе в ее "десятилетний юбилей".


* * *

Надо ли, однако? Ведь появилось уже "незамеченное поколение", неужели
заводить речь еще об одном, менее замеченном? Не слишком ли много? Не лучше
ли думать о [8] единстве, а не о расчленении? Конечно, лучше. Но для
культурного разрешения вопроса время давно потеряно. Расчленение
совершилось. Отчасти, в силу общей неслиянности новой эмиграции со старой
(она и через тридцать лет будет "новой"), но больше потому, что с обеих
сторон проявлена воля к расчленению. Рецепт "паклю есть" вполне
уравновешивается недавним бунтом противоположной стороны против
"неактуальности", "несовременности", "затхлости" старого писательства,
требованием выбросить в мусорную яму Бунина, Георгия Иванова, Ремизова,
Вячеслава Иванова. Чесались руки перевернуть вверх дном эту эмигрантщину,
научить ее чему-то, показать, что значит настоящая литература... Вероятно, и
тоска по Маяковскому, которого-де не хватает эмиграции - того же
происхождения.
По этой или по другой причине, разница двух писательских генераций
нашла узаконение в первом опыте истории эмигрантской литературы Г.П. Струве,
куда "новые" вовсе не попали.
И все же, ни эти соображения, ни таланты и заслуги не дают еще
основания говорить о писателях Ди-Пи, как об особой группе. Интерес к ним
вызывается общей судьбой русской словесности за границей. Дело идет к тому,
что она, не сегодня-завтра, попадет в руки Ди-Пи.
Через какие-нибудь четыре-пять лет мы останемся совсем одни. Старая
формация уйдет, и ее уход будет беспощадным для нас. Она унесет писателей,
редакторов, критиков, унесет читателей - те двести, триста человек, что еще
следят за русским печатным словом, унесет журналы - свои создания. Не
оставит ни кола, ни двора. Создавайте сами. А по части создания за нами не
числится крупных дел. Не только оперы, балета, театра, но сколько-нибудь
приличной библиотеки не устроили. Пришли на все готовое. Ни одного
умственного движения, вроде Евразийства или Нового Града не породили, ни
одного Дягилева из нас не вышло, ни одного крупного редактора, вроде М.М.
Карповича. Даже в самой позорной и ничтожной области эмигрантской жизни,
именуемой "политикой", никакого своего слова не сказали, рассосались по
старым партиям: пошли в солидаризм, либо ввязались в несконечаемую драку
монархического ерша [9] с социалистическим карасем. Размеры ожидающей нас
катастрофы ужасны. Мы останемся "голыми людьми на голой земле".
Уже сейчас встает вопрос: стоит ли писать? Ведь народилось то, что в
десять раз хуже молчания, хуже небытия - никчемная литература. Она, как
грибок, как плесень ползет по журналам, по газетным листкам, превращая их в
резервуары дряни, перед которыми старушка "Нива" выглядит, как collection de
maltres. Злые языки винят старческие дома во Франции: это, де, оттуда
устремляется губительный поток. Может быть. Но почва для худой травы
благоприятна повсюду, а прополкой никто не занимается. Через несколько лет
словесный бурьян покроет все редкие васильки и маки, что еще виднеются в
нашем поле.