"Антон Ульрих. Джек: В поисках возбуждения " - читать интересную книгу автора

старательно выговаривая отдельные слоги, а уж после складывая их в слова.
Все эти моменты стерлись из моей памяти, даже не оставив следа.
Единственное, что, как мне кажется, я помню наверняка, была царившая вокруг
атмосфера некой изысканной и холодной величавости. Анна, ставшая теперь
полновластной хозяйкой усадьбы и единовластной распорядительницей дохода с
поместья, стала с тщательностью паучихи, плетущей меж двух ветвей тонкую
паутину, прививать нашему дому и семье новый и, как она считала, истинно
аристократический порядок.
Как вспоминала тетушка Полли, вечная кухарка, каждое утро она вставала
ни свет ни заря, чтобы выдоить корову, снять сливки, приготовить кофе,
который вместе со сливками обязательно подавался в постель леди Анны,
встававшей в одно и то же время, ровно в шесть часов. К моменту, когда Анна
допивала первую чашку кофе, меня, уже умытого, причесанного и одетого в
парадный костюмчик, приводили к ней в спальню, чтобы пожелать доброго -
утра. Затем няня отводила меня обратно и переодевала в простое платье, в
котором я и проводил весь день до самого обеда, к которому следовало
переодеться обратно в костюмчик, дабы я смог отобедать, словно истинный
джентльмен.
Помню всегда холодные губы матери, которыми она небрежно целовала меня
перед сном. Это были не поцелуи любви, а лишь необходимая обязанность,
ритуал, с которым леди Анна ежевечерне укладывала меня в постель.
Мать всегда была чопорной, глядевшей на мир с видом, красноречиво
говорившим, что думает о нем настоящая леди. Именно такой я ее и помню в
своих первых воспоминаниях, где-то лет с шести.
В этом же году у меня стала проявляться удивительная способность
воспринимать все через цвет. Так, свою мать я помню исключительно в белом
цвете с легкой синевой. Да, именно такой цвет ей более всего подходил,
холодный и, как выразилась бы сама леди Анна, исключительный. Отец же был
бледно-лимонным, блеклым. Его цвет всегда терялся рядом с матерью. Чарли не
хуже Анны умел напускать на себя надменность и строгость, особенно когда
общался не с равными, а с подчиненными, а особенно со мной. Так и слышу его
тонкий строгий голос:
- Ну, юный сэр, выучили ли вы сегодня псалом десятый?
Чарльз всегда начинал разговор со мной с "ну".
- Да, папа.
- Ну так извольте прочесть, а я послушаю.
В нашем доме царила тяжелая атмосфера напускной набожности и чрезмерной
строгости. Родители старались, чтобы меня воспитывали, как положено
настоящему аристократу. Почему при этом они не давали волю своим
родительским чувствам, нельзя было понять. Даже друг с другом они сохраняли
некие отстраненные отношения и при посторонних обращались друг к другу,
неизменно употребляя титул. Дом, как тогда мне казалось, был стального
цвета, хотя лишь первый этаж был сложен из местного известняка сероватого
цвета, верхние же этажи были бурыми, построенными из проморенных корабельных
сосен. Единственной живой душой в доме был дедуля, сумевший, несмотря на все
издевательства и холодное безразличие, прожить долго. Старый сэр Джейкоб
всегда был ласков со мной и называл не иначе как сынком. Мы ходили с ним на
прогулки, при этом мистер Симпсон оставался дома. Анна хотела было запретить
паше общение, но отец неожиданно воспротивился ее воле, аргументируя тем,
что, толкая по неухоженным суссекским дорогам тяжелую коляску с дедушкой, я