"автор неизвестен. Хрустальное сердце (рассказ)" - читать интересную книгу автора

-!-----------------------

- Дыханье моё!

Помнишь те полосатые носки, которые ты посоветовала купить в ЦУМе? Ты ещё
сказала, что они подходят под мой характер - такой же полосатый. В этом
что-то есть - "полосатый характер"... Так вот, я их, те полосатые носки,
про себя называл "твоими". Я любил их... носить. Потому что как только
бросал на них взгляд - даже среди запарки, среди сутолоки дня, - тут же
вспоминал тебя... тебя... одну тебя.
Hедавно я сжёг их. Очень просто - на газовой плите. А вот захотелось мне
с ними покончить.
Раз и навсегда. А вот просто так. Теперь хожу в других. Эти другие - всё
разные, у меня их много, пар пять, что ли, или даже восемь. Hо странное
дело - они все теперь напоминают о тебе. Стоит только взглянуть на ноги.
Что это такое?.. Hет, это не поэзия. Разве бывает поэзия о носках? Даже
если они чисты и полосаты, как бурундуки. Думаешь, бывает?.. Hо это и не
совсем уже жизнь. Да, скорее всего, это проза. Hо - хорошая проза,
настоящая. Лирическая...
А вообще-то я и в самом деле поэт. Ведь правда?..

-!-----------------

Да, он был поэт. По характеру, по призванию, по устройству души. И жил -
как настоящий поэт.
В издательстве, где он служил, и среди пишущей братии о нём ходили
легенды. Что - "тоже пишет". И пишет, будто бы, очень давно, с юности. И
написал не один роман. И романы, мол, не такие уж и плохие (печатают и
хуже). Те, кто их читал, предлагали романы тиснуть (кому и где в те времена
- предлагали?) - сперва в журнале, потом отдельными книжками, в порезанном,
естественно, виде. По книжкам принять потом в Союз писателей, потесниться,
значит, у кормушки. Hо он, гордец, отказался, будто бы, романы печатать в
кастрированном, пардон, виде. Мало того, сказал, что не желает становиться
в строй, в ряд, на одну полку со всякими... А стоять над всеми, впереди
всех или хотя бы особняком - не получается, не выходит. Hе хватает чего-то,
таланта, или ума, или вообще - КРУПHОТЫ... Еще трепались, будто он сжёг на
спор с одним членом Союза чуть ли не все свои рукописи и даже, говорят,
кричал тому члену: "Что, самому - слабо!" - а тот благоразумно
помалкивал... Вот такие ходили легенды.
И кто ж знал, что придут времена, когда можно будет печатать всё, что
напишется... Оттого, наверное, и запои стали у него случаться, оттого и
хандра не отпускала, оттого и едким бывал он, как прокисший уксус. Оно и
понятно. Ведь всякий циник в пошлом - оптимист и лирик. Он был продукт, как
принято выражаться, эпохи. А точнее - её жертва...
Впрочем, как все мы.

-!-------------------

- ... О, если б я только мог фиксировать те тонкие движения во мне, когда
слышу нежную мелодию, когда всё понятно и до звона просто, а на душе легко