"Мамзель д'Артаньян. Успение святой Иоланды [D + O]" - читать интересную книгу автора

При этих словах Эрве стиснул зубы, чтобы не выругаться. Он тут же снова
овладел собой и придал лицу приличествующее случаю выражение. Однако
злобная гримаса, на миг исказившая лицо достопочтенного пастыря, не
укрылась от внимательных глаз Маргариты. Она, разумеется, тоже была на
месте происшествия, и, всхлипывая, несла всякую чушь, - как все и вместе
со всеми.
о Августа с блеском выручила де Форе, напомнив собравшимся, что
преступник - несомненно, сумасшедший, ибо только безумец способен был
посягнуть на жизнь матушки Сильвии, утешительницы страждущих, ангела
милосердия! - может с тем же успехом шататься поблизости, подстерегая
новую жертву. Естественно, после этих слов ничего не оставалось, как
все-таки послать гонца в Рей. Жером, помощник садовника, белобрысый
конопатый малый лет тридцати, тихий, простоватый и больше всего на свете
боявшийся поссориться с церковью, влез кое-как на одного из рыжих и
потрусил к воротам, провожаемый охами, вздохами и наставлениями, и
предусмотрительно снабженный адресом аббата д'Арнуле.
... Аббат Гаспар оказался единственным, кто откликнулся на отчаянный
призыв сестер из Фонтен-Герира. Прискакал, когда дело шло к вечерне, -
верхом на Корбо, в костюме ярко-зеленого бархата, при шпаге и пистолетах.
аездник хоть куда, что есть - то есть, особенно рядом с
недотепой-садовником, чуть не лежащим на шее рыжего. Спрыгнул с коня,
подкрутил усики, поправил перевязь, картинно положил руку на эфес, - мол,
теперь, прекрасные дамы под охраной доблестнейшего из рыцарей. Выслушал
душераздирающую историю, ахнул, разразился анафемами каналье-конюху, и,
раздавая направо и налево благословения, на совершенно законном основании
отправился к себе в келью, дабы переодеться.
И снова в церкви стояли два гроба - смена караула, черт подери! В саду,
на кухне, в прачечной - тревожно шушукались, ту же умолкая, когда кто-то
из старших матерей появлялся на горизонте. Что-то надвигалось, что-то
носилось в воздухе, и теперь это чувствовала уже не только Марго.
По матери Сильвии отслужили панихиду и заупокойную обедню.
Маргарита видела, как Гаспар - уже облачившийся в сутану и напустивший
на себя донельзя благочестивый вид - устремил на де Форе взгляд, полный
благодарности и восхищения, а отец Эрве кивнул ему - еле заметно, но
одобрительно. А позже Маргарита увидела, как оба святых отца рука об руку
вышли из церкви, и как кухонный нож - орудие убийства несчастной Сильвии -
снова перешел из рукава сутаны Эрве в карман д'Арнуле. ("Ага, значит, не
сегодня-завтра жди еще одного убийства во славу Матери-Церкви! И ведь кого
предупреди - ни в жизнь не поверят! Кто же следующий?
Уж не я ли, грешная? адо будет после ужина попытаться стырить нож на
кухне... пока все стадо пойдет исповедоваться... И подумать только, что
моего Антуана едва не замели... из-за этих лысых чертей...
и из-за этого долговязого труса герцога... ет, я ему выскажу все, что
думаю, про его дворянскую честь!")
... Было изрядно за полночь, когда герцога разбудил негромкий, но
настойчивый стук в окно. Рывком отдернув белую кисейную штору, он встретил
презрительный и гневный взгляд монахини, которая, вцепившись одной рукой в
шатающийся и потрескивающий трельяж, отважно висела над бездной в добрых
двенадцать футов, бесстыдно подоткнув платье. Герцог узнал Маргариту.
Стыд, как яд, жег его изнутри. Он отошел от окна, чтобы зажечь свечи, а