"Три монаха (Из японской прозы XV-XVI веков)" - читать интересную книгу автора

сходились у него на груди. Перебирая пальцами крупные четки, он
произнес:
- Теперь мой черед рассказывать.
- Слушаем со вниманием, - откликнулись остальные.
- Как ни прискорбно, но это я убил госпожу Оноэ.
При этих словах Касуя подскочил на месте, гнев исказил его лицо. Казалось,
он готов был в исступлении броситься на говорящего.
- Погодите немного, - остановил его тот, - сперва выслушайте, как было
дело.
На время Касуя смирил свои чувства, и тогда второй монах начал рассказ.
- Коль скоро вы из столицы, то, должно быть, наслышаны обо мне. В прежние
времена жил я на Третьем проспекте, и прозвище мое было Арагоро
Беспощадный. С девяти лет занялся я разбойничьим промыслом, а в тринадцать
впервые убил человека. До госпожи Оноэ я отправил на тот свет никак не
меньше трехсот восьмидесяти душ. Лучше всего удавались мне ночные грабежи,
тут мне и впрямь не было равных. Только, видно, слишком много грехов взял
я на душу, и с десятого месяца того самого года удача вдруг стала обходить
меня стороной. Задумаю я совершить кражу - в последний миг что-то
срывается, примусь подкарауливать путников в горах - и здесь нет мне
везенья. Только подумаю: вот верная добыча, а она уходит из рук. Настали
для меня тяжелые времена, не на что было даже еду купить, жена и ребятишки
целыми днями сидели голодные. Не мог я больше терпеть такого позора и в
начале месяца инея17 покинул дом и принялся скитаться, коротая ночи то под
крышей старого храма, то в какой-нибудь молельне.
Спустя некоторое время решил я все-таки наведаться домой, узнать, что с
моими домочадцами. Не успел я ступить на порог, как жена вцепилась мне в
подол и, обливаясь горькими слезами, стала корить меня на чем свет стоит:
"Жестокий, бессердечный негодяй! Я и прежде слышала, что мужчины бросают
своих жен, так уж, видно, повелось на свете, и ничего тут не поделаешь.
Коли ты переменился ко
мне и любви нашей пришел конец, бесполезно плакать и причитать. Можешь
хоть сейчас дать мне развод. Конечно, горько оставаться одной, без опоры,
к тому же Новый год на носу, и мне придется искать какого-нибудь
заработка, чтобы не дать ребятишкам помереть с голоду. Никакого имущества
ты не нажил, не умеешь ни торговать, ни пахать землю. Единственное, чему
ты научился, это грабить людей, но теперь и это ремесло тебе уже не по
силам. А о детях ты подумал? Куда там - ты взял и ушел из дому. Если я
тебе опостылела, а родной дом стал противен, так тому и быть, насильно мил
не будешь, но как же можно бросать голодных детей? Ничего мало-мальски
ценного в доме нет, последние несколько дней мне не на что купить им еды,
и они плачут от голода. Каково мне видеть их слезы!"
Выслушав ее жалобы, я сказал:
"Видно, мне воздается за прошлые грехи. Что бы я ни задумал, все кончается
неудачей. Да, в последнее время мы действительно жили розно, но о детях я
никогда не забывал. Именно поэтому я вернулся. Успокойся, жена, и потерпи
еще немного. Не сегодня завтра мне подвернется какая-нибудь добыча".
И я поклялся в душе, что нынешней ночью не вернусь с пустыми руками. Никак
не мог я дождаться наступления темноты, а когда наконец пали сумерки и
зазвонили колокола в окрестных храмах, взял свой меч и, притаившись в тени
старой ограды, стал с нетерпением поджидать какого-нибудь запоздалого