"Сигрид Унсет. Фру Марта Оули" - читать интересную книгу автора

жаждой, хотя им требуется разная духовная пища, и кто знает, быть может,
душа - это только пламя, которое горит в наших телах, пламя наших мыслей и
желаний.
Боже мой, в каком заблуждении я пребывала.
Отныне все будет по-другому. Я не познала сущности жизни, но знаю
теперь, что одиночество - это не жизнь. Нельзя отгораживаться от других.
Мы рождаемся благодаря другим людям, и все наше существование может
поддерживаться только благодаря другим людям, и смысл жизни можно
приобрести, только отдавая другим частичку своего "я".
Порой, сидя на скамье в парке рядом с Отто, я испытываю сильнейшее
желание упасть к его ногам, положить голову ему на колени и сказать сама не
знаю что, но, право, лучше, быть может, ничего не говорить.
Нет, я никогда не смогу признаться ему во всем. Собственно, ведь
потому-то я и веду дневник. Я так хочу стряхнуть с себя прошлое, иначе оно
будет постоянно мешать мне в моей новой жизни.
Я слишком дорого заплатила за свой опыт, плата, по-моему, по всем
человеческим меркам чрезмерная. Но что сожалеть об этом!
Послезавтра возвращаются домой мои мальчики, а на следующий за этим
день я снова приступлю к занятиям в школе. Единственное, чего я хочу, - это
только трудиться на благо моей семьи, не больше, но и не меньше. А скоро
вернется домой и Отто. Мой единственный, бесценный друг!
Всякий раз, когда я вижу Хенрика или когда Отто ласкает маленькую Осе,
я ощущаю душевную боль. Быть может, со временем я свыкнусь с ней. Ведь
кому-то это удавалось. В моих силах наладить счастливую жизнь для моих
дорогих и близких - я надеюсь на хорошее. Очень надеюсь.

Часть вторая

Новогоднее утро 1903 г.
Сижу и листаю страницы дневника. Прошло всего лишь четыре месяца, а
кажется, что четыре года. Тогда я была уверена, что все будет хорошо.
А эта осень пролетела так стремительно, как никакая другая пора моей
жизни, незаметно прошла одна неделя за другой. Мне думалось, что учебный год
только начался, а тут слышу, Халфред говорит мне: "Мама, до сочельника
осталось всего три недели".
В этот сочельник Эйнар и Халфред были такие тихие, как в воду
опущенные, особенно сначала. Зажигая свечи на елке, я не могла удержаться от
слез: в прошлом году нас было больше в рождественском хороводе. Я ушла в
столовую, чтобы дети и няня ничего не заметили. Бедняжки, пусть хоть сегодня
они повеселятся. Я помню, как тяжело было мне в первые месяцы после смерти
отца, когда мама все плакала и жаловалась. А Отто говорил: "Мы должны
избавить детей от горя".
В столовую, где я сидела, вошел Халфред, он обнял и поцеловал меня. Он
тоже глотал слезы, но старался держаться молодцом. Потом ко мне пришел и
Эйнар.
Мальчики накупили так много подарков. Виноград и цветы для Отто, мне же
они преподнесли, кроме всевозможных поделок, сделанных на уроках труда, еще
и пару чудесных лайковых перчаток на меху. Когда я стала их упрекать, что
они потратили на меня столько денег, Халфред с гордостью заявил, что они
"копили всю осень, а в воскресенье встретили дядю Хенрика, и он добавил