"Хью Уолпол. Над темной площадью" - читать интересную книгу авторадаже не шевельнется...
- "Ивнинг ньюс", пожалуйста, - говорит маленькая толстенькая женщина, протягивая пенни, и шутник, презрительно глянув на нее, вручает ей газету. Лязгают двери лифта. Ледяной ветер дует во все ноздри, поднимая снежные вихри, разгуливает по проходам и переходам, но Пенджли неподвижен. Он ждет меня. - Ладно, - сказал человек, ожидавший даму. - Даю ей еще три минуты - и хватит с меня, желаю всем спокойной ночи! Я был поглощен борьбой, происходившей внутри меня. Должен же я наконец решиться и преодолеть эти несколько ступенек вниз! "Его здесь нет! Ты знаешь, что его здесь нет. Он был убит в квартире Осмунда. Наверное, Буллер уже бросил его труп, с которым тебе пришлось помучиться, в реку. Никого у киоска нет! Сам знаешь, что там никого нет!" Как нет, когда есть, что я, не вижу, что ли, а слева от него, такие послушные и равнодушные ко всему, то распахиваются, то захлопываются двери лифта. - На вашем месте, - проговорил мой незнакомый друг, - я не стал бы больше ждать на таком холоде без пальто и шляпы, ни за что не стал бы. Вы подхватите простуду и, чего доброго, умрете. Я тоже пойду, пожалуй... Ах! Я почувствовал, как горячая волна радости разлилась по его телу. Он шагнул навстречу той, кого ждал. Из подземки вышла хорошенькая девушка в желтовато-коричневой шляпке. Они поздоровались. Их руки соединились. Я слышал, как она говорила ему: - Я ужасно извиняюсь, Альфред, в самом деле я виновата. Запаздывали омнибусы, и все они были переполнены, даже наверху ни местечка. Ты не можешь раздражает... Она взяла его под руку, и они стали удаляться от подземки. Невозможно передать, каким покинутым и несчастным я себя почувствовал, как будто мне был голос, грянувший с неба и повергший меня наземь: "Ты обречен быть изгоем, вечным скитальцем, жалким, гонимым, одиноким..." Я вжался в стену, чтобы меня не было видно. Любящая парочка уходила, направляясь в свой теплый, уютный, счастливый уголок, а для меня в этом мире не было ни теплого уголка, ни дома, ни любви. Впереди маячила площадь, и на ее фоне перед моими глазами стали проплывать то высоко, то пониже, в центре, то вокруг милые сердцу картинки: мужья и жены, сидящие у каминов; шуршание ссыпающегося с тележки угля под фонарем угольщика; молодые пары, танцующие щека к щеке под оркестр; красочные, душистые, исполненные душевного тепла подарки дорогому существу; дверь, отворяющаяся на звук любимого голоса; ласковые слова и тихие, сокровенные разговоры; за закрывшейся дверью звон колокольчика, лай собаки, кошка, игрушки, разноцветные бантики и жестяные дудочки - и своевременное осознание подлинности и чистоты отношений, драгоценной дружбы, общей сопричастности таинству рождения и смерти, - осознание, опирающееся на добровольное взаимное согласие; труд, желанный труд ради благополучия дорогого человека... И над всем этим ангельский хор голосов, музыка, перекрывающая шум уличного движения и мерную поступь проходящих мимо людей... Но все это не для меня, такого мне никогда уже не будет дано, отныне я отверженный, я - один. Повесив голову, я пошел прочь. |
|
|