"Джон Апдайк. Кролик вернулся (Кролик-2)" - читать интересную книгу автора

- Как он может думать такую чушь? Тут мы - там они, Америка - превыше
всего. Это все мертвечина.
Дженис пытается представить себе, как он может. Приятно, что с
появлением любовника начинаешь осмысливать все заново. Всю свою жизнь до
этого ты видишь словно в кино - она представляется тебе плоской и даже
смешной.
- Он видит тут что-то вполне реальное, не знаю только, что именно, -
произносит она наконец. Ей это трудно дается, так как, лишь только она
начинает думать, язык словно сковывает и в голове туман, и ей хорошо с Чарли
Ставросом потому, что он дает ей выговориться. Он открыл ей не только ее
тело, но и голос. - Возможно, он вернулся ко мне, к Нельсону и ко мне, по
каким-то старомодным причинам и хочет жить по-старомодному, но никто так
больше не живет, и он это чувствует. Он подчинил свою жизнь определенным
правилам и сейчас чувствует, как эти правила рассыпаются. Я хочу сказать, он
понимает, что упускает что-то, и все время читает газеты и смотрит "Новости"
по телевидению.
Чарли смеется. Голубой отсвет фонарей на мосту мелькает на его руках,
лежащих параллельно на руле.
- Дошло. Ты для него вроде исполнения воинского долга на далеких
берегах.
Она тоже смеется, но все же это жестоко с его стороны так говорить,
превращать в шутку брак, в котором ведь и она участвует. Иногда Чарли не все
выслушивает до конца. Вот такой же у нее отец - кровь быстро-быстро бежит по
венам, ветер свистит в ушах. Когда так спешишь, не замечаешь того, что видят
люди медлительные.
Ставрос почувствовал, что слегка ранил ее, и постарался залечить ранку,
потрепав Дженис по ляжке, когда они подъехали к кинотеатру.
- Космическая одиссея, - говорит он. - Для меня космическая одиссея -
залезть под одеяло с твоей задницей и неделю тебя наяривать.
И прямо тут, при свете, падающем в машину из-под маркизы, на виду у
припозднившихся зрителей, спешащих купить билеты, он проводит своей лапой по
ее груди и вдавливает большой палец в промежность, прямо через юбку.
Распаленная его прикосновением, чувствуя себя виноватой за опоздание, Дженис
влетает в кинотеатр с его сливовым ковром, противоестественным холодом,
стойкой со сластями и обнаруживает Нельсона и Гарри, которые по ее милости
сидят впереди, так как она задержала их, чтобы насладиться угощением своего
любовника, и теперь огромный экран грохочет прямо над ними, их волосы словно
в огне, уши на просвет выглядят красными. Вид их затылков, таких схожих,
вызвал в ней прилив любви, острый, как в момент соития, и жалость,
толкнувшую ее сквозь поджатые ноги незнакомцев к креслу, которое приберегли
для нее муж и сын.
На улице заворачивает за угол машина. По потолку пробегают круги света.
Холодильник внизу сам с собой разговаривает, сбрасывает собственный лед в
собственный лоток. Тело Дженис напряжено, как струны арфы, она жаждет ласки.
Она гладит себя - почти никогда этого не делала девчонкой, а когда вышла
замуж за Гарри, это, казалось бы, и вовсе ни к чему - достаточно ведь
повернуться к тому, кто лежит рядом, и все будет в порядке. До чего же
грустно получилось с Гарри, они стали друг для друга как запертые комнаты:
каждый слышит, как плачет другой, но не может войти, - и плачет не только по
малышке, хотя то, что с ней случилось, страшно, страшнее ничего не может