"Милош Урбан. Семь храмов " - читать интересную книгу автора

взгляды были полны признательности, на мою же долю оставалась
снисходительность. Меня это сердило, и я все старательнее хвастался своим
умственным развитием, так что отец, в конце концов, вынужден был сделать мне
замечание. Он извинился за меня, но девушка только молча жевала травинку,
зубы у нее были белые и влажные, на губах играла легкая благосклонная
улыбка. И тут я представил себя этим счастливым стебельком травы, который
она игриво облизывает и наматывает на язык, и ослепительное полуденное
солнце померкло у меня перед глазами.
Я обиженно отстал от них. Замечание я полагал несправедливостью,
демонстрацией несомненного превосходства взрослого над ребенком. Я вовсе не
хотел дерзить, просто пошутил: возле стены стояло старое корыто, полное
дождевой воды, и я начал воспевать его, как если бы оно было рыцарской
купальней, а потом подмигнул нашему гиду и спросил, часто ли она принимает
тут душ. Эта убогая шутка казалась мне тогда верхом озорного остроумия. Отец
пригрозил, если я не успокоюсь, отвести меня к кассе и оставить там в
одиночестве до конца экскурсии. Не сомневаюсь, что он бы сделал это с
огромной радостью.
Я уже не слушал ее рассказ. Я изучал девушку издалека и старался
представить ее своей матерью. Эта идея меня увлекла. Как это было бы
замечательно - иметь такую красивую, милую и молодую маму... Но я тут же
устыдился этой мысли и выругал себя. Я ведь предавал собственную мать,
причем без всякой нужды. Ведь эта девушка могла бы быть моей сестрой или
тетей. На большее моей фантазии не хватило.
Видно было, что они с отцом понравились друг другу, девушка временами
даже отступала от текста экскурсии и рассказывала, что изучает в Праге
историю, а здесь проходит обязательную практику, которую она определила
словами "летняя активная деятельность". Отцу это показалось забавным, и он
спросил девушку, достаточно ли она активна и как она думает - не проявить ли
ей еще большую активность? От его шуток мне стало неловко - моя рыцарская
купальня не шла с ними ни в какое сравнение. Но красавица, как ни странно,
смеялась. Меня охватила грусть. Чтобы они меня не видели, я отставал от них
все больше и, когда гид указала пальцем на замок Гоуску, белевший в дымке на
фоне голубоватого неба, только бросил туда мимолетный взгляд.
Я оживился лишь в самом конце экскурсии, когда девушка внезапно
предложила нам вместе пообедать - устроим, мол, импровизированный пикник.
Отца это предложение воодушевило, а я был рад, что мы дольше, чем это
предписывал входной билет, пробудем рядом с красавицей. Мы с ним уселись в
разных местах, он - у подножия Большой башни, а я - возле развалин самого
старинного из дворцов. Мы ждали, к кому из нас подсядет экскурсовод, когда
принесет из будочки кассы бутерброды и лимонад. Отец бесстрастно смотрел на
меня. Когда он резал желтоватый сыр, отец повернул лезвие ножа таким
образом, чтобы отразившиеся от него солнечные блики ослепили меня. Или мне
это только почудилось? Я тоже был вооружен перочинным ножиком, но мне нечего
было резать, так что я решил поиграть и метнул своего стального малыша с
британским флагом на рукоятке в траву. Мне повезло, ножик замечательно
воткнулся в землю. Это не ускользнуло от отца, и он заметно разволновался, у
него даже сыр выпал из рук. Однако тут как раз вернулась девушка. Сначала
она направилась ко мне, но потом, поколебавшись, пошла в сторону отца.
Подняв брови, он посмотрел на меня с видом римского триумфатора. Я набрал в
горсть песку и раскрыл ее над собой: посыпал голову пеплом.