"Милош Урбан. Семь храмов " - читать интересную книгу автора

Они опять принялись болтать, причем отец смелел на глазах. Они сидели в
тени под башней, я же расположился на солнце в нескольких метрах от них; я
жевал хлеб и сыр, который неприятно скрипел на зубах, и, прикрыв глаза,
прислушивался к негромкому жужжанию пчел, разбавленному двумя далекими,
разгоряченными от зноя голосами. Слов я разобрать не мог и был этому рад.
Сощурившись, я поглядел на пожухлую траву, где белели маргаритки и синели
крохотные цветочки о пяти лепестках - мне было жалко, что я не знал их
названия.
От каменной южной стены дворца веяло жаром, к я чувствовал, как он
коварно прожигает дыру у меня в спине, и думал, что отец, который об этом
даже не догадывается, поймет все лишь тогда, когда старая стена прожжет меня
насквозь и из груди у меня вырвутся огненные языки. Но - и я мысленно
радостно потер руки - спасать меня будет уже поздно.
Наверное, я ненадолго заснул. Не могло такого быть, чтобы в ясный
полдень над замком блеснула молния. Но я отчетливо видел ее и даже
содрогнулся от удара грома. Подняв глаза, я заметил, что с вершины башни
что-то падает, какая-то черная геометрическая конструкция из растопыренных
железок, которая вот-вот раздавит тех, кто сидит внизу.
Прежде чем чудище упало, я проснулся. Гид по-прежнему тихо беседовала с
отцом, в трещине камня за моей спиной пел сверчок. С меня градом лился пот,
и страшно болела голова, но я не обращал на это внимания: я во все глаза
уставился на две черные палки, торчавшие из низкого кустарника за Большой
башней. Поднявшись, я направился туда, но отец позвал меня глотнуть
лимонаду. Заметив пот у меня на висках, он встал, потрогал мой лоб и сердито
сказал, что мне следовало захватить панаму. Девушка сделала вид, что
обеспокоена. Я понял, что она притворяется, и отвернулся. Показав на кусты,
я сказал, что то, что там лежит, называется триангуляция, что я точно не
знаю смысла слова "триангуляция", но думаю, что это такая пирамида, которая
прежде стояла на башне, и добавил, что им повезло - ведь она упала как раз
туда, где они сидели. Я и сегодня не могу объяснить, из каких глубин всплыло
тогда в моем сознании это сложное название, но судя по тому, как повела себя
девушка, удивлен был не я один.
Она спросила, бывал ли я в замке раньше, читал ли о нем что-нибудь - я
уже умею читать, правда? - или, может, слышал в школе - где я хожу в школу,
в Болеславе? Но я отрицательно покачал головой, тайно радуясь своему успеху.
Я удивил ее! Я победил! Предпочитая не смотреть на отца, я впитывал слова
девушки. Она представилась как Ольга (с отцом они уже перешли на "ты"),
взяла меня за руку и отвела к таинственному предмету, который я сумел
назвать и даже правильно соотнес с верхушкой Большой башни, где он когда-то
и вправду находился. Отец молча брел за нами.
Пирамида оказалась железной, кое-где почерневшей и совершенно ржавой.
Верхушка с двумя уцелевшими поперечинами глубоко вошла в землю, из ножек
сохранились только две, которые я и разглядел с другой стороны двора. Они
составляли прямой угол и были длиной примерно в два с половиной метра.
Ольга опять превратилась в гида и рассказала, какую странную страницу
вписала установка этой пирамиды в историю замка. Работы начались в 1824
году, но их прервал несчастный случай: под каменщиками обрушился свод и
только благодаря счастливому стечению обстоятельств никто из них не погиб.
Однако рабочие оставались на верхушке башни, на узеньком карнизе, всю ночь,
и только утром им на помощь пришли крестьяне из соседней деревни, сумевшие