"Милош Урбан. Семь храмов " - читать интересную книгу автора


III

Блуждаю по стране сухих камней: касаюсь их - они
кровоточат.
Т. С. Элиот

Сложности из-за имени начались, когда я пошел в школу. Сперва дети
реагировали на него, как и на любое другое, насмешки посыпались позже, после
того, как о нем услышали их родители. Но тогда было еще ничего. В старших же
классах, когда дети отыскали в себе способность и любовь издеваться над
другими, школьная жизнь превратилась в сущий ад. Никаких доверительных
отношений между ребятами не существовало, повсюду царили ненависть и
презрение; вечные бойкоты и сплетни считались в ученической среде хорошим
тоном. Дружбу школа не поощряла, того, кто не соблюдал неписаные правила,
осыпали градом насмешек и вытесняли на обочину.
Я родился гораздо позже, чем умерли Гитлер и Сталин, однако Мао был еще
жив. Родители не стали крестить меня, имя, которое я получил, имя, годящееся
для слабаков и неудачников, было моим единственным именем, оно было само по
себе - также, как и я. Сто раз мне хотелось сменить его, но это оказалось не
так-то просто, ведь брата или сестру тоже не заведешь, когда захочешь.
Друзей - да. Но вот только где и как?
Ольгу, коварную владетельницу замка, я запомнил надолго, она являлась
мне в снах, которые, точно призраки, преследовали меня среди белого дня.
Даже спустя годы я видел перед собой лицо этой женщины и клялся отыскать ее
и сказать, что именно она для меня значит: вот как я был тогда
неблагоразумен. Позже образ Ольги вытеснили девушки, попадавшие в поле моего
зрения, ограниченное школой, но вкус у меня уже сформировался и со временем
становился все строже, что объяснялось в основном моей застенчивостью. Идеал
красоты заключался в ее недоступности. Чем недостижимее был предмет моего
интереса, тем исступленнее восхищался я им в своих мечтах.
Дерзость и прямолинейность, отличавшие в подобного рода делах моих
соучеников, отпугивали меня, хотя я им и завидовал. Мне казалось, я
изначально был поставлен в невыгодные условия уже самим своим именем, я даже
представиться толком не мог, а ведь имя - это первое, что следует сообщить
близкому человеку. Я сторонился людей, но меня это не слишком угнетало,
потому что множество их я скрывал в себе! Со временем я научился выносить
окружающих - либо внушил себе, что научился. И я очень много читал.
В гимназии я стал называть себя К. Поначалу все любопытствовали, а
потом смирились с инициалом и согласились обращаться ко мне таким образом, в
конце концов это было куда короче, чем звательный падеж моего имени. Все
равно в их глазах красная цена мне и была как раз эта единственная буква.
Учился я плохо, ухудшая своими результатами показатели
физико-математического класса, а это сурово каралось. Я принадлежал к числу
самых отстающих, мне не однажды говорилось, чтобы я по собственной воле ушел
из школы. Меня привлекали иностранные языки, но в класс с их углубленным
изучением я так и не попал - тех, кто, подобно мне, безуспешно пытался
победить уравнения с двумя неизвестными, было слишком много. Трудный
материал - логарифмы, интегралы или же задачи по аналитической геометрии -
пролетал мимо меня подобно автобусу с болтающими азиатами: я видел, как он