"Милош Урбан. Семь храмов " - читать интересную книгу автора

подъезжает, и намеревался вскочить на подножку, но автобус лишь замедлял
ход, а я так и не отваживался на прыжок. Мне оставалось только глядеть, как
он скрывается за поворотом.
Каждый год я был готов к тому, чтобы провалиться на экзаменах по точным
наукам, мои знания настолько удручали учителей, что они махнули на меня
рукой и говорили, чтобы после выпускных испытаний, если, разумеется, я их
выдержу, я не вздумал учиться дальше. Ужас и мания преследования,
развившаяся у меня из-за кошмарных оценок, а также отцовские причитания, что
я должен был в свое время поступать в военное училище, которое может
закончить любой дурак, гнали меня в край, лежащий между Чешским Раем и
Чешской возвышенностью. Его поразительное безразличие к миру, к жестокостям
двадцатого столетия, не исчезнувшее даже после того, как в середине века он
сыграл в истории страны столь кровавую роль, я принимал с благодарностью и
полагал знаком особой милости.
Я не относился к природе бесстрастно, лес казался мне пустым и всегда
наводил на меня уныние. Я любил камни в том краю, камни, обработанные
некогда людьми, использовавшими Божью архитектуру и приспособившими ее под
свои нужды. В каменные жилища давно сгинувших князей я сбегал зимой, когда
все спит, летом, когда окрестности оглашались гомоном экскурсантов, и даже
весной, когда камни оттаивают, выдавая свои тайны, но больше всего мне
нравилось навещать руины с поэтическими названиями Бездез, Квитков,
Милштейн, Девин, Слоуп, Ронов, Берштейн или Дуба* осенью, потому что в это
время года камни бывают наиболее откровенны, стоит только приложить к ним
ладонь и прислушаться. Меня это не удивляло. Сызмальства я считал это вполне
естественным.
______________
* Здесь перечисляются названия в разной степени сохранившихся
старинных чешских замков.

Занимать какую-нибудь должность в школьных организациях я никогда не
стремился, а учился не так прилежно, чтобы меня куда-то выдвинули. Уважение
учительского коллектива заслужил с помощью стенных газет, мало того - они
спасли меня от исключения. Разноцветные лозунги, напоминающие об очередной
годовщине социалистического государства, для нас старательно рисовал и даже
собственноручно пришпиливал к стене классный руководитель, которого сменил
потом ответственный за стенную газету, выбранный из числа лучших учеников. Я
помню, это занятие вовсе не было по душе целеустремленному юноше, но когда
над его прилежностью начинали смеяться, он защищался, говоря, что ему это
зачтется при поступлении в институт.
Хотя меня никто и не просил, я все-таки тоже попробовал себя на этом
поприще. Подготовил выставку рисунков Махи,* изображавших чешские замки, на
это у меня ушло немало зимних вечеров. Под репродукциями я разместил
пояснения и краткое содержание самых известных легенд, касавшихся того или
иного замка. Если легенды не находилось, то выдумывал ее сам или же брал
любую другую. Все они были донельзя кровавыми. Под взглядами пораженных
одноклассников я открыл свою выставку - рядом со стенной газетой,
посвященной победоносному февралю. Прозвенел звонок, и кто-то посоветовал
мне снять мое творение, чтобы не прослыть провокатором. Однако я не
послушался.
______________