"Милош Урбан. Семь храмов " - читать интересную книгу автора

прослушал лекцию о значении Ветхого Завета для человечества, переходящего из
второго в третье тысячелетие, которую читал некий отец Флориан, втайне
рукоположенный за границей священник из храма Девы Марии на Слупи, известный
знаток средневековой теологии. Что до образованности, то равных ему в Праге
не было. Его выступление, особенно мысль о необходимости изменить свое
отношение к ключевым понятиям, таким, как преступление и наказание,
настолько меня заинтересовало, что я стал усердно посещать его семинар по
христианской этике. Вскоре я уже зачастил в гости к отцу Флориану, начал
брать у него книги и с горячностью обсуждать прочитанное. Я верил, что
начинаю верить в Бога. Я был убежден, что Он милостиво ниспослал мне
учителя, потерянного мною в лице старого историка Нетршеска.
Следующее лето я провел в Праге, чтобы быть рядом с Флорианом, я слушал
его и пытался с ним спорить, потому что он - как чуткий педагог - ожидал
этого от своих учеников. Он хвалил меня. Говорил, что ни один студент не
задает таких вопросов, ни один не ощущает такого недовольства мировым
устройством; ни один не обладает моей решимостью отречься от света. Он
шлифовал на мне свое остроумие, частенько защищая грехи мирян от моих
пуританских наскоков. Я втайне принялся мечтать о том, чтобы Флориан
предложил мне изучать богословие. Сам я не решился бы озвучить свою мысль,
да и дома не мог заикнуться об этом, потому что мать сочла бы меня
сумасшедшим. Однако Флориан был наблюдателен. Спустя несколько недель он
обмолвился, что из меня, пожалуй, получился бы священник, и этого намека
хватило. Я начал готовиться к новому курсу наук, и учитель подготавливал
меня к собеседованию. В скором времени выяснилось то, в чем прежде я никак
не решался признаться: что я некрещеный. Требовалось это исправить, причем
как можно быстрее. Мы договорились, что он сам окрестит меня, а произойдет
это двадцать четвертого сентября, в день святого Яромира, когда у моего отца
именины. Я хотел помириться с ним и попросить присутствовать на церемонии. Я
знал, что это будет самый тяжелый и самый убедительный экзамен,
свидетельствующий о моей готовности стать священником.
Я написал отцу только через месяц. Я осмелился на это, когда до
крещения осталась всего одна неделя. Отнеся письмо на почту, я пошел
похвастаться этим настоятелю, но того не оказалось дома. После обеда мне
позвонил один из его учеников - из больницы на Карловой площади. Он
рассказал, что кто-то забрался в храм Девы Марии, чтобы украсть алтарный
образ и готическую статую Мадонны, но неожиданно наткнулся на священника,
который молился в сумраке храма и, сам о том не подозревая, помешал
грабителю. Тот ударил отца Флориана железным прутом, которым взломал дверь
храма, и разбил ему голову. Врачи не теряют надежды, которая, впрочем, хуже
вести о смерти: отец Флориан выживет, но до конца своих дней не отслужит
больше ни единой мессы, не произнесет ни единого разумного слова.
Я поспешил на почту и попросил вернуть мое письмо. Наверное, я выглядел
ужасающе, потому что мне отдали его без звука. Я вырвал его из рук служащей
и прямо у нее на глазах, в которых читалось изумление, изодрал в клочки. Так
закончилась моя попытка сблизиться с отцом.
На факультете я появился еще только раз - чтобы окончательно свести
счеты с учебой. Начатую дипломную работу не дописал, выпускные экзамены
проигнорировал. В деканате настаивали на том, чтобы указать в моей зачетке
хотя бы восемь семестров, которые я прослушал. Я согласился, равнодушно
пожав плечами. Выйдя из университета, направился на мост Манеса. Там я