"Кондратий Урманов. Пора забот " - читать интересную книгу автора

- Пора, Володя, спать. Завтра рано разбужу.
- А ты что будешь делать?
- Погашу костер и приду к тебе...
Он забирается в палатку, но уснуть сразу не может.
- А почему, папа, коростель так дыркает? - спрашивает.
- Должно быть, песня у него такая... Его еще дергачом зовут...
- Вот так песня!.. Дыр-дыр, дыр-дыр, дыр-дыр... Как ему не надоест
дыркать?..
- А ему, наверно, кажется, что он поет лучше соловья... У каждой птицы
своя песня, у каждого зверя свой голос. Так уж от природы положено...
Помолчал и снова спрашивает:
- А почему борок называется Могильный?
Я рассказал, что жил когда-то в этом борке неизвестный человек. Ни
рыбаки, ни охотники не знали: кто он такой? Может, это был беглый каторжник,
скрывавшийся от царских чиновников - в старое время такие часто встречались
в наших лесах, а может, просто одинокий человек, не ужившийся в деревне. Тут
у него было приволье - и рыба и птица, а хлебушком любой охотник и рыбак
поделится.
- Так он и помер в одиночестве. Какой-то добрый человек похоронил его.
Я еще помню - большой черный крест, должно быть из лиственницы был сделан, а
лиственница долго не гниет. Так борок с тех пор и стали называть
Могильным... Спи, сынок, завтра, если захочешь, можешь сплавать на ту
сторону...
Володя замолкает. Целый день его внимание было напряжено - он хотел все
видеть, все знать. Я привез его в благодатные места и радовался пробуждению
у него добрых желаний. Пусть хлебнет полной чашей всяческих впечатлений - в
жизни пригодится...
Но... приснятся ему, вероятнее всего, щуки, потому что это были его
первые встречи с подводными "тиграми".

...Рано утром меня разбудила зорянка. Сидит на сошке у нашего кострища,
сама маленькая, серенькая, а на песню мастерица - словно струны незримые
перебирает, и таково-то у нее ладно получается!
А Володя спит и, кажется, совсем не дышит, словно тоже прислушивается к
пению зорянки. На лице у него счастливая улыбка, и мне жаль спугнуть ее, -
жаль потому, что знаю по себе, как сладостны бывали в детские годы эти
утренние, часы сна. А надо будить. Надо! Пусть он увидит утро, раннее утро
на пойме, на тихом Уене, пусть послушает пение птиц, пусть сам увидит, как
раскрываются чашечки белых лилий, - пусть встретит солнце!..
- Сынок! - говорю я негромко. Пор а вставать...
И вижу, как на лице Володи появляется плаксивая гримаса, вот-вот,
кажется, скажет: "Ну, почему так рано?" Но гримаса исчезает, лицо светлеет,
словно с него сползает тень, еще мгновенье, и Володя смотрит на меня
удивленными большими глазами.
- Ты уже встал? - вопрос, конечно, неуместный, он же видит, что сижу
рядом с ним, но так бывает спросонья.
- Зорянка, - говорю, - разбудила. Слышишь, как поет?..
Володя раздвигает вход в палатку. На одной из рогулек (сошек), которые
я воткнул вчера в землю, чтобы повесить чайник над костром, сидела зорянка.
Она совсем не замечала того, что шевелятся борты палатки, что мы